обнаружил несущественные затертости, которых не замечал раньше, видимо братец, все-таки подчистил некоторые личные моменты, но ничего нового там не возникло. В пришлых воспоминаниях Надир видел себя, такого как сейчас, только без имплантата и шрамов. Именно себя, не Роберта. И теперь у Надира в голове жили две параллельные линии, выстраиваясь в еще одну реальность. Он разделял их, осознавал различия. Но это пугало. А что если в какой-то момент произойдет замена, и он утратит прежние, правильные воспоминания, вместо них приобретя ложные, или не сможет отличить одно от другого? Часто новые видения приходили во сне, и Надир отказался от отдыха, выматывая себя до предела, и лишь тогда забывался коротким сном без сновидений.
Фрэнк его избегал, провел внутреннее расследование инцидента, но информации о четвертом нападающем не обнаружил. Тот, словно, испарился. Троих, убитых Надиром, люди Фрэнка тихо убрали, так, что следов не осталось. Кто они выяснить не удалось. Но нападения на женщин прекратились. Хотя Надиру и казалось, что нападения на женщин и Хлою не связаны, наоборот, интуиция подсказывала, что одно тщательно маскировалось под другое, но доказательств у него не было, а Фрэнк отнекивался, не воспринимал подозрения напарника серьезно и Надир недоумевал, как можно быть таким доверчивым идиотом.
К Хлое Надир по-прежнему захаживал, и все чаще оставался до ее прихода. Звуки дома, Хлоя что-то напевающая на кухне, успокаивали. Он теперь редко появлялся в пещере, променяв ее на старое потертое кресло, и почему-то такой выбор казался сейчас наиболее правильным. В маленькой квартирке Надира не покидало чувство, что девушка находится в безопасности пока он рядом.
Сегодняшнее утро выдалось свободным, генерал отпустил Надира по случаю начинающихся праздников. Воспользовавшись образовавшейся передышкой, он забрел на городской рынок. Не то, чтобы ему что-то потребовалось, но на рынке можно найти карандаши или какие-нибудь другие предметы, подходящие для рисования. Захотелось сделать Хлое сюрприз.
Рынок встретил унылыми обшарпанными рядами и скучающими продавцами. Торговля шла вяло. Народу ходило немного, продавцов больше, чем покупателей. Население предпочитало отовариваться по талонам в официальных магазинах, а скудную зарплату откладывать на весьма недешевые блага цивилизации.
Надиру все эти материальные устремления населения были не совсем понятны, тогда как идеология эртанцев, наоборот, казалась близкой и привычной. Полученные деньги он не тратил, даже талонами не пользовался, и с полным безразличием носил униформу. Надира не интересовали ни ценности, ни предметы благоустройства. Как-то он подумал, что на его месте «старшенький», скорее всего, попытался бы заполучить личный транспорт. Братишка всегда испытывал слабость к скорости и механизмам. А Надир, ничуть не тяготясь, преспокойно ходил пешком, хотя с механизмами разбирался не хуже Роберта и мог вполне перестроить под себя байк или машину. Единственно, что заинтересовало Надира, так это идея возможного применения пауков, возникшая после того, как он разобрал одно из устройств. Осталось кое-что протестировать и в идеале обсудить с Робертом.
Надир не спеша пробирался мимо ободранных прилавков. Торговали в основном фермерскими продуктами, а в павильоне — рыбой с побережья. Хотя в некоторых рядах из-под полы продавался табак, местный алкоголь и всякие бытовые мелочи.
Возле лавочки с зеленью Надир столкнулся со старухой, буквально налетевшей на него. Он проходил мимо, когда старуха схватила его за руку. Тонкие пальцы вцепились в кисть. Надир остановился и повернулся. Старуха внимательно посмотрела ему глаза.
— Не думала я, что так тебя встречу, — сказала женщина, сделав ударение на слове так.
Надир сощурился. Миниатюрная сухонькая старушка с белыми длинными волосами, так похожая на эртанскую шаманку, только глаза светлые, смотрела на него с тревогой и какой-то тоской, не отводя взгляд.
— Мы знакомы?
— Роберт? — прошептала старуха.
Надир вздрогнул как от удара. Имя, которое никто здесь не знал, а он сам не произносил вслух. Всплыло правильное воспоминание старательно затертое «старшеньким», потому что в нем присутствовала его маленькая подружка. Стало понятным, почему образ шаманки показался настолько знакомым.
— Роберт умер… — тихо проговорил Надир и сам испугался того, что сейчас сказал.
Старуха молчала, все еще не выпуская его руку.
— Считаешь, что встречала меня раньше? — произнес он скорее утверждающе. — Только ты заблуждаешься. Тот, кого ты знала, его здесь нет, а я — не он.
— Ох, Роберт! — воскликнула старуха, — ты все-таки потерял глаза. А я надеялась, что удастся всего этого избежать.
— Не называй меня так, — Надир нахмурился.
— Я все равно вижу тебя, — возразила старуха. — Роберт, не спорь со мной, мои глаза не врут. Ты позволил им захватить тебя. Но мы оба знаем, что ты сильнее этого.
Надир вновь посмотрел ей в глаза, потянулся разумом и наткнулся на невидимый барьер. Женщина остановила его.
— Нет, Роберт, не так.
Он вздрагивал, всякий раз, когда она называла его Робертом.
— Не надо, — тихо попросил он, опуская голову. — Это всего лишь оболочка, и та не совсем целая, начинка теперь другая.
— Понимаю. Все забыли тебя, но я-то помню.
Надир резко отстранился, заметив в толпе несколько человек из внутренней полиции.
— Нужно уходить. И тебе и мне, Марта, быстро, — проговорил он, наконец-то вспомнив имя женщины. И набросил маскирующее покрывало, а потом, убедившись, что старуха ушла, мысленно произнес, точно зная, что Марта его услышит: «Не ищи меня, не приходи больше. Я сам тебя найду».
38. Надир. (Маллия).
«Я тебя найду», — пообещал Надир Марте, понимая, что в этом есть определенная необходимость, и через несколько часов покинул город, взяв направление на горы. Надир вспомнил достаточно, чтобы знать, где ее искать, поэтому поднявшись на нужную высоту, без труда обнаружил проход в долину, ведущую к перевалу, нашел речушку и шел вдоль нее пока не заметил хижину.
Перейдя речку вброд Надир, остановился. Ветхий неказистый домишко, импровизированный дворик, пасущиеся козы. Дверь была открыта. Надир заглянул внутрь. Никого. Тогда он вышел во двор. Близился вечер. Через пару часов станет совсем темно. Он сел
