разворачиваюсь в объятиях Лора.
– Сработало?
Его губы дергаются в улыбке.
– Перевоплотись.
Я подчиняюсь.
Затем его кожа темнеет и распухает, превращая человека в птицу.
Вместе мы взмываем в румянец рассвета, где тысячи и тысячи взмахов крыльев окрашивают горизонт в черный, а глаза моей пары – в тлеющий золотистый оттенок.
Глава 89
Пока Лор приветствует вернувшихся, я удаляюсь в свою спальню, чтобы наконец отмыться в ванной. Мышцы настолько измучены, что, расстегивая доспехи и сбрасывая одежду, я почти сдаюсь, однако меня подстегивает смрад смерти.
Раздевшись, смотрю на себя в зеркале, ужасаясь своему потрепанному состоянию. Вместо ванны я решаю принять душ и так усердно тру кожу, что раздражаю рану на бедре, отчего она трескается и сочится кровью.
Намыливая волосы, наблюдаю за рубиновыми струйками, стекающими по ногам, – за исчезающей последней меткой, которую Данте когда-либо оставлял на моем теле. Зрелище возвращает меня в пещеру из заледеневшей воды и холодящих душу криков. Я сумела спастись, но почему же все еще чувствую себя пойманной в ловушку?
Положив ладони на стену, закрываю воспаленные глаза и прижимаюсь лбом к камню.
Скорбь и изнеможение настолько громкие и уродливые, что эхом разносятся поверх шума брызг, от них подгибаются колени, и я опускаюсь на пол, где сворачиваюсь калачиком, формируя своеобразный панцирь вокруг горла.
Что-то мягкое прижимается к коже. Что-то еще мягче – к перышку на щеке.
Прости, что оставил тебя одну, птичка.
Я распахиваю ноющие веки, как раз когда Лор оборачивает меня полотенцем, затем подхватывает на руки и выносит из наполненной паром купальни.
Уложив меня на кровать, он сбрасывает свою боевую форму и сапоги. Только сейчас я замечаю, что на нем не было доспехов и наручей. Он забирается на меня, опираясь на локти, и захватывает мой рот в страстном поцелуе, наполненном таким восторгом, что я чувствую биение его сердца на небе и на языке.
Я обхватываю рукой его шею, ногами – его талию и притягиваю его к себе вплотную. Жар поцелуя согревает кожу и разжигает желание внизу живота. Желание усиливается, когда его выпуклость забирается в мое полотенце, пытаясь пробить скомканный хлопок.
Я начинаю двигать бедрами, Лор рычит и хватает меня за задницу, приподнимает ее и задирает полотенце кверху. Когда оно собирается вокруг моей талии, он входит в меня, и я ахаю.
Он глубоко и удовлетворенно вздыхает. Стенки моего органа, сжимающие его член, дрожат, затем он выходит и стонет вновь. Ощущение такое, будто мы уже несколько месяцев не занимались любовью.
– Те часы, когда я не у тебя между ног, всегда будут казаться слишком долгими, – бормочет он.
Я скрещиваю лодыжки у него на талии, принимаю толстый член обратно в себя. На этот раз вздыхаю я. Знаю, мы не можем провести всю бессмертную жизнь, занимаясь любовью. В конце концов, моя пара не лентяй. Он никогда не сможет быть лентяем.
Откидываю в сторону прядь черных волос, позолоченную солнцем, падающим из окон, приподнимаю голову, чтобы поцеловать маленькое перышко на его щеке.
Я так сильно тебя люблю, Лор.
Я понимаю, что говорю по-вороньи, потому что голос хрипит на грубых слогах.
После моего заявления его рот впивается в мой с таким пылом, что голова впечатывается в пушистую подушку. Сплетая наши языки, он проникает в меня глубже. Когда он движется, солнечный свет словно становится ярче, ослепительнее, моя пара кажется окруженной ореолом.
Сердце вибрирует так же сильно, как стенки органа, который он растягивает и поглаживает. Я глубоко вдыхаю и выгибаю спину, трение вызывает дрожь в самом костном мозге.
Когда я уже на грани, он растворяется в тени, а я остаюсь холодной и неудовлетворенной.
Сейчас вернусь.
Ты, на хрен, серьезно? – Я прожигаю взглядом идеальные округлости задницы, удаляющейся от меня.
С коварным смешком он исчезает в моей гардеробной. Я подумываю о том, чтобы одеться и лишить его оргазма, как он только что лишил меня. И я бы исполнила свой план, да только мышцы превратились в желе.
Лор возвращается минуту спустя, член полуобмяк и блестит. Я надуваю губы, когда он вновь забирается на меня и поднимает мою левую руку с простыни. Обхватив мои бедра коленями, садится на пятки и целует костяшки моих пальцев. Устремив на меня пылающий взгляд, говорит:
– Фэллон Бэннок из Шаббе, ты носишь метку моего народа на своей коже, но не окажешь ли ты мне великую честь носить мою личную метку на своем пальце?
Я гляжу на него во все глаза, затем на кольцо, которое он держит рядом с моим ногтем. Камень бледно-розовый, подобно пескам Шаббе, и огранен в форме капли.
Как мое имя.
А еще как те, что падают из туч, которые сплетает из воздуха моя пара.
Идеально.
– Сибилла с Фебом несколько дней перебирали сундуки с необработанными драгоценными камнями, которые хранятся в монетной башне, пока не выбрали этот бриллиант, потом моя мама его обточила, сама. Он никогда не украшал ни единого пальца, птичка. Он был создан для тебя. Только для тебя.
Я и так думала, что этот камень самый поразительный из всех, какие я когда-либо видела, но, узнав его историю… Боги, он затмевает само солнце.
Позволь тебе напомнить, любовь моя, что, раз ты теперь официально ворон, у тебя только один бог.
Ты ошибаешься. У меня их два.
Лор немного отстраняется.
– Шаббины не почитают божеств, только Котел.
– Я говорила о тебе. О тебе и Морриган. Насчет Котла я пока не определилась.
Его алые губы изгибаются.
– Только не кричи об этом, ибо мы не хотим оскорбить всемогущий источник всей магии и вынудить его вновь запечататься.
Мои ресницы взлетают.
– Он открылся?
– Да.
– Отец, должно быть, уже закусил удила, чтобы отправиться на Шаббе с Деей.
– Да. Прямо как я закусил удила, чтобы услышать твой ответ. – Он кивает на кольцо.
Я широко улыбаюсь: думаю, мой ответ очевиден. В конце концов, мы пара. Не говоря уже о том, что когда-нибудь у нас родится дочь, и пусть семьи не всегда строятся по традиционным правилам – это я поняла благодаря дорогим мне людям, – я абсолютно точно хочу выйти замуж за этого замечательного мужчину.
Он не надевает кольцо мне на палец, очевидно, ожидая согласия, тогда я говорю по мыслесвязи:
Да, да и еще раз да!
На случай, если он не расслышал мои первые три «да», я выкрикиваю еще одно в золотистый воздух, чтобы все могли услышать.
