оружие. Пуля попала в живот. Вячеславу Бурмистров вызвал «скорую помощь». Наверняка ранение было не смертельным, но приехавшая на «скорой» врач Галина Студенцова оказалась нерасторопной, более того, у нее под рукой не было подходящих препаратов, в результате чего Сосновского не довезли до больницы — он умер в карете «скорой помощи».
Алина уже ничему не удивлялась, выражение ее лица застыло, став сосредоточенно‐внимательным, и она ловила каждое брошенное мной слово. Да и Гуляев тоже, как мне показалось, внимательно слушал, хотя старательно делал вид, что моя речь его особо‐то и не интересует. Ну а я, воодушевленный вниманием двух слушателей, шпарил дальше, как артист заученную роль на сцене МХАТа.
— Тяжело пришлось после смерти мужа Татьяне Сосновской. Хозяин ювелирного магазина требовал вернуть в кассу деньги, взятые ее супругом, а денег у молодой вдовы не было. Имелся, правда, один вариант отдать долг хозяину магазина. Был у Вячеслава закадычный дружок — школьный товарищ, довольно состоятельный в то время человек — Валерий Замшелов. Но когда вдова обратилась к нему с просьбой одолжить денег, он ей отказал. И тогда молодая женщина решилась на крайнюю меру — заложила свою квартиру. Сумма была небольшой, но ее как раз-таки хватило, чтобы покрыть долг супруга. Однако ушлый ростовщик, впоследствии ставший риелтором, Леонид Люстрин повернул дело так, что московская квартира Татьяны отошла к нему, а сама она с маленьким ребенком оказалась на улице. Татьяна потеряла работу, некоторое время скиталась по знакомым, а потом завербовалась и уехала из страны. Дальше след ее затерялся.
— Хорошо излагаешь, — зло проговорил Гуляев и пошевелился, поудобнее устраиваясь у стены. — Все было так, да не совсем.
Мы с Алиной с интересом уставились на «селадона».
— Не такой уж невинный этот козел Сосновский, — заявил он презрительно. — И Бурмистров не зря его подозревал. Хотя я опера в то время не знал. Когда ему передали дело, я уже в СИЗО находился, да и Светка Буренина тоже. Так что здесь, в Турции, я до определенного момента понятия не имел, что Бурмистров — тот самый мент, кто грохнул Вячеслава Сосновского. Уже позже догадался, что мы все к этому «ювелирному» делу имели отношение. Не зря же тогда Бурмистров на нашем собрании предлагал открыться и сказать, что нас всех связывает. Но никто не захотел — все мечтали добраться до драгоценностей. — Гуляев откинул назад голову и уставился куда‐то вверх, то ли в потолок, то ли в голубое небо, видимое сквозь пролом в крыше, и, как человек, предавшийся воспоминаниям, немного отстраненно продолжил: — В тот день я действительно по наводке Светки пробрался в ювелирный магазин, в котором она работала. Она сказала мне, где оставит ключи, я вскрыл сейф, но контейнера с драгоценностями там не было. Сосновский перехитрил нас. Эта дура Светка обсуждала со мной по телефону, расположенному в подсобной комнате ювелирного магазина, предстоящее ограбление. Вячеслав, как оказалось, подслушивал и в ту ночь, когда я должен был прийти за контейнером, забрал его. Буренина, когда пришла на работу, сообщила в милицию о похищенных Сосновским бриллиантах, который на самом деле похитил их, но тот, когда его взяли, перевел стрелки на меня. Эта курица Буренина раскололась же на первом допросе. Честно говоря, она в то время была уверена, что контейнер с драгоценностями взял я. Но я его не брал, он бесследно исчез.
Признание Гуляева в том, что он не брал драгоценностей, а их все‐таки упер Сосновский, явилось для меня неожиданностью. Но не верить Николаю оснований у меня не было, ведь в самом деле, если бы драгоценности были у Гуляева, он давным‐давно уже как‐нибудь и где‐нибудь их пристроил, а не примчался бы за всплывшим в Турции контейнером с ювелирными изделиями.
— Но как же ты мог убить Светлану Буренину? Ведь она же была твоей подругой, любовью. Как ты решился? — заметил я, а сам изучал конструкцию контейнера. Это был, если можно так выразиться, портативный сейф — с толстыми стенками, с кодовым замком, состоящим из шести поворотных ручек. Такой вряд ли сгорит в огне, да и наверняка выдержит взрыв атомной бомбы. Я покрутил ручки, выставляя на этом мини‐сейфе новый код, затем приподнял крышку, но не захлопнул.
Гуляев, похоже, смирился со своим положением узника и с тем, что лишился драгоценностей, он по‐прежнему сидел, прислонив затылок к стене, уставившись вверх.
— Была когда‐то подругой, — проговорил он безучастным голосом. — Действительно, у нас с ней случилась любовь, она была хорошенькой, это потом уже, с годами, расплылась и подурнела. После того как я отсидел двенадцать лет, я со Светкой больше не встречался, вычеркнул ее из своей жизни, но случайно столкнулся с нею в аэропорту Шереметьево. Честно говоря, я ее не узнал, она сама подошла ко мне и заговорила. Время до отлета самолета еще было, мы с ней прогулялись по залу, а потом поднялись на второй этаж — на галерею. Там мы разговорились, и выяснилось, что Буренина тоже летит в Турцию за своей долей драгоценностей. Тогда я думал, что нас только двое охотников за сокровищами, украденными покойным Сосновским. — Николай горько усмехнулся: — Это уже потом, когда начали погибать люди, стало ясно, что претендентов на контейнер много, а в тот момент в Шереметьеве меня обуяла жадность. Я решил, что, избавившись от Светки, стану единственным обладателем бриллиантов. Когда Буренина отвлеклась, я наклонился, обхватил ее за ноги и, резко дернув вверх, перебросил через перила. А сам, держась у стены так, чтобы меня не было видно снизу, прошел по галерее до конца, спустился вниз по лестнице и смешался с толпой.
Похоже, Алина не понимала сути нашего разговора. Во всяком случае, она широко открытыми глазами поочередно смотрела то на меня, то на Гуляева.
— Я что‐то не соображу, — обращаясь ко мне, недоуменно проговорила она, — а разве остальных членов нашей группы убил не Николай?
Я отрицательно покачал головой и интригующе сказал:
— Нет, не он, Алина.
— Что?!! — спросила девушка так, будто ослышалась. — И кто же это сделал?
Ответить я не успел — в этот момент грохнул выстрел. Стреляли без глушителя, и в замкнутом пространстве выстрел прозвучал так громко, что заложило уши. Я вздрогнул и обернулся. Гуляев все так же сидел, прислонившись к стене, в его позе ничего не изменилось, но во лбу красовалось пулевое отверстие, а по стене стекала кровь. Он умер мгновенно, без конвульсий и агонии. Я повернулся к входу в грот. Держа в руке пистолет неизвестной мне конструкции, там стоял Адам. Его красивое
