который думал, что наблюдать, как Майлз обгоняет нас обоих, было самой забавной вещью на планете.
— Если станет слишком, ты можешь просто уйти, а если нет, то останешься и получишь от этого то, что тебе нужно, — сказала Рэй неделю назад, лежа на нашем диване, слишком измученная, чтобы делать что-то, кроме как обнимать меня за талию. — Но в любом случае ты должен пойти. Я думаю, тебе нужно.
И тогда я подумал, что Рэй права.
Но теперь не был так уверен.
Это было слишком похоже на шаг в прошлое, и каким-то бредовым образом я начал беспокоиться, что начну деградировать, чем дольше пробуду там.
Затем дверь открылась, и я поднял голову, чтобы посмотреть, как передо мной садится другой призрак. Охранник, с которым он пришел, пристегнул наручники к столу, а я смотрел вперед, не в силах оторвать взгляд от последнего живого члена моей семьи.
Леви Стрэттон.
— У вас есть час, — уведомил охранник, обращаясь к нам обоим, прежде чем повернуться ко мне. — Если вы закончите раньше, просто постучите в дверь.
Я кивнул.
— Спасибо.
Охранник ушел, коротко кивнув головой, и закрыл за собой тяжелую дверь, впервые в жизни оставив нас с Леви наедине.
Понятия не имею, как я раньше не замечал, что у нас одинаковые глаза и нос. Наверное, мне просто не приходило в голову присмотреться.
Леви откинулся на спинку стула, изучая меня так же, как я изучал его. Впервые мы принимали друг друга без постороннего влияния. Некого было впечатлять. Не с кем бороться — с этим было покончено; так было уже четыре года.
— Итак, — наконец, произнес он, нарушая тишину, сложив руки домиком на столе.
— Итак, я полагаю, что ты мой дядя.
Леви даже рассмеялся.
— Прости, что огорчил тебя.
Я наклонил голову и пожал плечами.
— Что есть, то есть. Мы не можем выбирать, с кем нам быть в родстве.
Он медленно кивнул, как бы соглашаясь.
— Я слышал, ты умер.
Я поднял два пальца.
— Вообще-то дважды.
Леви откинулся на спинку стула, опустив уголки рта.
— Впечатляет. Но у такого большого ублюдка, как ты, должно быть девять жизней. — Леви скривил губы и опустил взгляд на стол. — Больше, чем я могу сказать о Сете.
В его словах не было ни горечи, ни злости. Только остаточная, затянувшаяся грусть, которая была мне слишком хорошо знакома.
— Мне очень жаль, — сказал я ему. Не для того, чтобы извиниться за свою жену или за то, что она сделала, чтобы спасти наши жизни четыре года назад. Но чтобы выразить свои соболезнования в связи с потерей, которую я считал огромной.
Леви снова встретился со мной взглядом и приподнял подбородок в знак признания тонкой оливковой ветви.
— Эй, око за око, верно? Я снабдил дерьмом твою мать, из-за которого погиб твой лучший друг; твоя женщина убила моего. И кроме того, — он пожал плечами и покачал головой, — я не могу сказать, что этот мудак сам этого не ожидал. В конце концов, что-то должно было его настигнуть.
Услышав из его уст признание в том, что именно он дал моей маме наркотики, которые положили конец жизни Билли, во мне всколыхнулось нечто, дремавшее последние несколько лет. Я научился лучше справляться с горем и печалью, продолжая жить как муж и отец — хороший, такой, какого я бы хотел для себя. Но тот парень остался дома, и Солджер Мэйсон из прошлого боролся за то, чтобы держать руки при себе.
— Ты хотел убить мою маму, — обвинил я, зная, что это правда.
И Леви даже не пытался отрицать это.
— Да, хотел. По крайней мере, так было задумано.
Он выпрямился и поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
— Ты должен кое-что понять, парень. Это никогда не должно было стать моей жизнью. У нас долгое время все было хорошо. Я имею в виду, что даже в том дерьмовом городке моя семья была в порядке. У нас были деньги. У моих родителей была приличная работа. У нас был хороший дом. Но Дэвид встретил твою маму и сошел с ума из-за нее, хотя мои предки так или иначе угрожали ему, чтобы он не встречался с ней… — Леви грустно усмехнулся и сказал: — Наверное, это не так уж и смешно.
— В любом случае, я ненавидел эту суку за то, что она сделала с ним — ну, со всеми нами, на самом деле, но в основном с ним. Дэвид любил ее. И подарил бы ей весь чертов мир, если бы мог, а потом он ее обрюхатил, и… не знаю. Мы все надеялись, что именно это все перевернет. Типа, если Дэвид будет настаивать на том, чтобы быть с Дианой, то, может быть, рождение ребенка…
— Спасет их? — Я приподнял уголок губ в сардонической полуулыбке. Хотя знал, что он не поймет.
Но Леви кивнул, удивленный тем, что я понял, на что он намекает.
— Да. Именно так. Но, конечно, этого не произошло. Диана скрывала от него ребенка — тебя — черт знает почему. Не думаю, что кто-то из нас понял это. Может быть… Не знаю. Может, она боялась, что мои родители будут бороться с твоими бабушкой и дедушкой за опекунство или еще что-то. Одному Богу известно, что творилось в голове у этой суки. Но она, блядь, погубила моего брата, чувак. Он так хотел тебя.
Мое сердце сжалось от боли за отца, которого у меня никогда не было возможности узнать. Тот, кто хотел меня больше, чем моя мать. Я хотел знать о нем. Каким он был, кем был, сколько его черт я мог найти в себе — все то, что мне никогда особенно не хотелось знать, пока не узнал, что у моего отца есть имя.
Дэвид Стрэттон.
— Потом, после того, как он умер, мой папа… — Глаза Леви затуманились от его собственной печали и боли — то, что я несомненно понимал. — Он ненавидел твою маму, но прошел все круги ада