болванчиков. Наверное, он отбросил бы и Химеру, если бы тот не схватился за вонзенный в землю клинок.
Кара смотрела на засыпанный обломками котлован, в который превратилась столица, и не понимала, где находится. Осознание произошедшего приходило медленно, хромоного, будто ему самому приходилось собираться воедино из тысячи осколков. От горожан, что находились в эпицентре взрыва, не осталось и такой мелочи.
Один за другим над пустошью вырастали белые холмы брони. Если Къярт попытается призвать их, найдет ли он внутри хоть что-то? Как много должно остаться от паладина, чтобы вокруг сформировалась посмертная броня? Если тело разделить на части — которая из них обрастет камнем?
В мертвой груди не билось отчаяние, по высохшим венам не текла боль, и все, что могла породить эта пустота — желание крушить. Крушить, громить, разбить то, что еще не было разбито. Но разве здесь уцелело хоть что-то? Ничего. Ей осталось только кричать в бессилии, но перегородивший горло ком не пускал наружу даже жалкий стон.
Обняв себя руками, Кара опустилась на землю в глубокой и длинной тени Химеры. Солнце скатывалось к горизонту. Ему не было дела до того, что произошло в его лучах.
— Кара, — позвал Къярт, когда Химера выпустил его из под защиты.
Исполин знал, что теперь здесь безопасно. Он лучше других видел, что поблизости не осталось ни союзников ни врагов.
— Кара, пойдем.
Горячие, обжигающие руки опустились на плечи. Окажись на месте Къярта кто-либо другой, и она сломала бы их — и плевать на последствия. Конечно, исключение было, еще совсем недавно было, но…
— Кара, не стоит здесь задерживаться. Нужно возвращаться.
Какая глупость. Будто есть разница, остаться или уйти. Возвращаться… куда и, главное, зачем?
Для нее разницы не было, но для Къярта она была, и Кара послушно встала на ноги, пошла следом за ним, поднялась на ладонь Химеры. Убрала за ухо прядь волос, когда на нее налетел разошедшийся в вышине ветер. Бросила взгляд на пустошь под ногами исполина.
Афракс пал. Пал от руки того, кто обязался его защищать.
Сидя в ладони Химеры, Кара ничего не говорила. Молчал и Къярт. Его взгляд уткнулся вдаль, а черты стали совсем чужими — из-за резких закатных теней и одеревеневшей челюсти.
Палаточный городок, который за время их отсутствия разбили фурии, показался абсурдным, аляповатым пятном посреди зеленой равнины. Откуда он взялся? Почему сейчас? Зачем?
— Мышонок!
Королева фурий едва дождалась, пока Химера опустит Къярта на землю, и тут же ринулась к нему.
— Я в порядке, Аелитт, — он мягко отнял ее руку, вцепившуюся ему в предплечье, и покосился на палатки. — Зачем ты…
— Сколько можно спать под открытым небом, мышонок? Человеческое тело…
— Хорошо, Аелитт, пускай будет по-твоему.
Палатки. Какая глупость. Кому до них есть хоть какое-то дело?
— Кара, пойдем, — Къярт снова позвал ее.
Свежий, нетронутый гарью ветер отрезвлял, сдувал пепел с лениво ворочающихся мыслей.
В палатке, в которую их привела Аелитт, сидел некромант, Бенджи. Еще один «ненормальный», под стать тому, кто владел ее душой. От него почти не несло смертью, и его присутствие раздражало не так сильно, как могло показаться со стороны.
Он вскочил на ноги, едва Къярт прошел под тяжелым пологом.
— Что там стряслось? — прозвучал взволнованный, не по возрасту мальчишеский голос. — Мы слышали взрыв, а затем ветер повалил палатки… вы целы?
— Как видишь, — без особого воодушевления ответил Къярт.
Бенджи неловко потер шею и бросил взгляд на Аелитт, словно ожидая подсказки, как ему быть. Так ничего и не дождавшись, он тихо пискнул:
— Лучше ничего не спрашивать, да?
Къярт промолчал. Опустился на скрученную в углу шкуру и впервые с падения Афракса поднял взгляд на застывшую у входа Кару.
— Кара…, — начал было он.
Она категорично мотнула головой. Она не хотела слушать то, что он скажет. Не хотела слушать попытки оправдать то, чему не могло быть оправдания.
Слова, как и всякий раз до этого, застревали в глотке, упирались, но Кара все равно выдавила их сквозь зубы:
— Ты должен разрушить его печать.
— Кара…
Это имя стало невыносимо ей самой. Имя, мысли, чувства — сейчас все казалось неправильным, неверным, ошибочным и ложным. А как правильно? Не будь она такой беспросветной, слепой дурой, то знала бы ответ.
— Къярт, ты был там! Ты сам все видел. Одно дело — напасть на меня или таскаться следом за преступниками, но это… Къярт, ты должен признать, что это не тот Райз, которого ты знал. Этот человек предал тебя.
Произнести «предал нас» не повернулся язык. Скажи она это, и все ее попытки отгородиться, смехотворные потуги вычеркнуть себя из ситуации пошли бы прахом.
Къярт отвел глаза.
— Кара, в рассказанной за ночь истории не вместить всей жизни. Ты не видела его прошлое, но я прожил каждый его день.
— Он использует твою уверенность в том, что ты знаешь его, против тебя. Как ты этого не поймешь? Къярт, он манипулирует тобой, как и все время до этого.
Все время до этого… Но прежде все было иначе, ведь так? Это сейчас, когда он попал в лапы к Орде, все полетело под откос. Но раньше… раньше он был другим, верно? Не могла же она оказаться настолько слепа.
Къярт болезненно свел брови, и Кара телом ощутила его боль. Его, свою — с каких пор мертвецам разрешалось столько чувствовать?
Аелитт, замершая за его спиной, потемнела, точно древесина под проливным дождем, а Бенджи стал одного цвета с полотном палатки и уже выбирал момент, чтобы выскользнуть на улицу.
— Кара, я понимаю, как все это выглядит со стороны. Но Райз не стал бы этого делать, если бы это не было действительно необходимо.
— Необходимо сгубить целый город, полный людей? Ты действительно считаешь, что это нормально? Что это приемлемо?
Къярт так не считал, и от этого было хуже всего. Даже понимая, насколько немыслимо ужасная вещь была совершенна, он закрывал на это глаза и все потому, что это было дело рук Райза.
Но кому предназначались ее слова? Кого она пыталась убедить? Его? Или себя? Она всерьез обвиняла Къярта или же только высказывала ему то, что должна была сказать самой себе?
— Кара, прошу, поверь мне. Все, что Райз делает, направлено на защиту этих земель.
— Да, жители Афракса и все те беженцы в лагерях получили отличную защиту, — иронично отрезала она. — Ты обманываешь сам себя. Ты увидел, что он делал, чтобы защитить свою родину, и решил, что это применимо и к моему миру. Но ему плевать. Все, что он
