где-то рядом опасная Граница, он не думал. Сэм где-то неделю прятал Нелу Геттор. И Лору наверняка понес туда же. Только бы отыскать! Пока не поздно…
Вспышка.
— НЕТ!!!
Флина подкосило, словно молодую березку острой косой. Он рухнул в траву, хватая ртом воздух. Снова Лора. Это она кричит! Но что значит «нет»?
Он снова поднялся и упорно побежал дальше. Некогда размышлять.
Но успел продвинуться лишь на пару метров — его опять сбило с ног взрывом боли.
— НЕТ!!!
Да почему?! Почему «нет»?!
Хрипя, Флин попытался встать — пальцы скользили по стволу сосны, обрывали кусочки коры. Тело не слушалось.
«Соберись! Ну же! Соберись! Ты же из Нижнего квартала, ну, там не бывает слабаков!»
— НЕТ!!!
Он кубарем покатился по подстилке из опавшей хвои. Щека коснулась прохладной почвы, в нос забилась земля. А перед глазами развернулась картинка — такая же четкая и яркая, как в привычных мыслеобразах.
Чаща леса. Дорожка, мощенная булыжником. Дорожка вьется по склону пологого холма и упирается в заросшую старым вьюном ограду. Калитка распахнута. А за оградой возвышается, сверкая красочными витражами на солнце, белокаменная часовня. Ее двери призывно раскрыты, а внутри зияет чернильная тьма — и от нее исходит оглушающее чувство неумолимой угрозы.
Не может быть. Неужели она там? Но как?
Флин медленно поднялся, прислонился к ближайшей сосне. Граница. Вот в чем дело. Он дошел до самой Границы. Поэтому Лора и не пускала его туда. Еще бы шаг и…
Но эта часовня… Она не может быть той, о которой он подумал. Потому что это невозможно.
Подорбрав кинжал, он побрел к селу. Лора не хотела, чтобы он продолжал погоню. Она показала ему место. Теперь главное — найти его.
Силы его покидали, но он уперто продолжал идти. Дорогу он почти не запомнил, а очнулся лишь оказавишись на центральной площади. Прохожие испуганно смотрели на него и громко перешептывались. Кто-то решился помочь, но Флин отмахнулся. Статуя Томаса Лерро лукаво поглядывала на него свысока.
Он толкнул дверь в мэрию, ввалился внутрь. Знакомая тетка — помощница старосты — ойкнула и прикрыла рот рукой. Флин прошел мимо. Он видел цель и шагал к ней, не отрывая взгляда.
Вот она. Он случайно запомнил ее, когда впервые пошел к Доуэллу несколько дней назад. Ему казалось, что с тех пор прошла вечность.
Флин глядел на картину, висевшую на стене приемной, и отказывался верить собственным глазам. Но это была она. Никаких сомнений.
На картине неизвестный художник изобразил ее почти идеально точно. Разве что двери тут были закрыты, а ограду не обвивал дикий вьюнок.
Та самая часовня. Часовня Томаса Лерро. И 43 года назад ее отрезало от остального мира Границей.
Сэм унес Лору в Пропащие земли.
Флин понял, что сил больше не осталось ни капли. Он осел на пол и закрыл лицо ладонями.
Хлопнула дверь. Чьи-то сапоги застучали по доскам.
— Пэрр Флин?
Рука коснулась его плеча, слегка потрясла. Флин не хотел никого видеть на всем белом свете. Но все-таки убрал руки и поднял взгляд.
Рядом с ним возвышался взволнованный Норман. Не дожидаясь ответа от дознавателя, он выпалил скороговоркой:
— Пэрр Флин, меня послал Сайлас. Староста не пришел и я подумал, что вы у него. В общем, тот парень, он очнулся. И несет какую-то чушь, но доктор попросил позвать вас, чтобы вы сами услышали.
Флин невидящим взором глядел на Нормана и ничего не говорил. Ему было все равно. Но то, что он услышал следом, встряхнуло его, словно мощный толчок.
— Он говорит, — продолжил Норман. — Ну, бред, конечно… Короче, он говорит, что пришел из Пропащих земель. Из самой глубины.
КИАН
Гвардейцы и матросы радостно обнимались, кричали и хлопали друг друга по спинам. Туман исчез, как будто его никогда и не было — втянулся в морские глубины. Над головами запорхали белые росчерки чаек, вопя противными голосами.
В воздухе запахло солью и свежестью. Дождь прекратился, но небо все еще оставалось сумрачным.
Киан и хотел бы порадоваться вместе со всеми, но не мог. Он смотрел на тела убитых солдат и лужи крови на палубе и понимал, что как раньше уже не будет. Да, они спаслись, непонятно как, но спаслись. Но вот эти ребята, сиротливо лежащие у фальборта со стрелами, застрявшими в плоти, никогда уже не встанут и не порадуются возвращению.
Он закрыл глаза. Рана в плече пульсировала болью, но эта боль держала его в тонусе и не давала провалиться в бездну.
«Вот бы она не проходила, — смутно подумал он. — Чтобы не забывать. Хотя… Я и так не забуду».
— Капитан? Капитан, вы меня слышите?
Киан неохотно разлепил тяжелые веки. Перед ним на коленях стоял Саймон и обеспокоенно его оглядывал. Рядом с ним княжич заметил раскрытый докторский саквояж.
— Слышу. Помоги мне встать.
— Погодите. Хоть рану осмотрю.
Саймон достал скальпель из сумки, аккуратно разрезал порванный мундир, коснулся древка стрелы. Киан зашипел сквозь зубы.
Лекарь ощупал его плечо, заставил немного развернуться. И вынес ведикт:
— Вам повезло. Прошла навылет. Проще вытянуть.
Он извлек из сумки здоровый инструмент, похожий на кусачки. Сунул Киану ровную обтесанную палочку.
— Зажмите зубами. Будет неприятно.
Киан послушно засунул палку в рот. Саймон четким движением перекусил древко почти у самого плеча. Рана плюнула сгустком крови.
— Так. Теперь самое интересное.
Княжич отвернулся. Боль его не пугала, но смотреть на это он не хотел. Взгляд уперся в мертвого матроса, которого двое гвардейцев бережно поднимали с палубы. Стрела торчала у него в правом глазу. Левый же почему-то не закрывался и, казалось, смотрел ровно на Киана.
Княжич зажмурился. На душе было паршиво.
Саймон схватился за наконечник стрелы и с силой дернул. Киан впился зубами в деревянную палочку — из его груди вырвался рык. Как же больно-то все-таки!
— Ну вот, полдела сделано, — бодро заметил Саймон. И добавил странным тоном: — Лишь бы только… Впрочем, не важно.
— Лишь бы только что? — спросил Киан, выплюнув палку. — Уж договаривай.
Одной плохой новостью больше, одной меньше — не все ли равно?
— Лишь бы они стрелы какой-нибудь гадостью не смазывали, — сказал лекарь, промакивая его рану чем-то до жути болючим. — Я дам вам
