не я, Анна. Я не снимал видео, и я не выкладывал его. Это сделала Элеонора.
Анна подняла взгляд.
– Что? Откуда ты знаешь?
– Александр, – пояснил Вронский. – Он сказал мне. Он сам недавно узнал.
– Коварная сучка! – прошептала Анна. – Я должна была догадаться!
– Мне очень жаль, Анна. – Вронский покачал головой. – Я отчаянно хотел увидеть тебя. Звонил каждый день и оставлял письма швейцару. Твои родители говорили тебе?
Анна вздохнула.
– Нет. Я была под домашним арестом. Со мной почти не общаются. В любом случае, это неважно, Алексей. Разве ты не в курсе? Отец твердит, я совсем пропащая. Мне не место в Нью-Йорке.
– Меня это все не волнует, – ответил Вронский. – Я люблю тебя, Анна! Я должен быть с тобой.
– Отец собирается отослать меня, чтобы дать мне свежий старт, – продолжала Анна, ее голос дрожал, а руки тряслись от холода. – Но я заявила, что никуда не поеду. Хочешь знать, почему?
– Да, Анна…
– Я повторю твои слова. Я должна быть рядом с тобой точно так же, как ты должен быть со мной, – сказала она, отвечая на мольбу в бледно-голубых глазах Вронского. – Я тоже тебя люблю. Хотя было бы проще тебя ненавидеть. Но отец говорит, что, хотя простые дороги искушают, сложные всегда в итоге лучше. Ирония в том, что его слова подводят меня к решению, которое он бы не потерпел от меня.
Вронский не мог сдержать растущей в нем надежды.
Анна никогда не говорила ему этого, ни разу не сказала, что любит его. Услышать признание из ее уст… это было все равно что услышать, как ангелы на небесах поют лишь для него. Вронский попытался сесть рядом с ней, но девушка вскочила.
– Отойди! – в отчаянии воскликнула она. – У нас ничего не получится! Уже слишком поздно. Все дерьмо!
– Но все может быть иначе, – возразил он. – Анна, кому какое дело, что подумают другие? Плевать на них! Пошли они все… Мы любим друг друга.
– Нет, мой отец никогда этого не допустит. А я не вернусь, чтобы снова скрываться и лгать. Я не могу. Так оно все началось – со лжи и предательства. Мы были обречены с самого начала!
– Ты ошибаешься! – воскликнул Вронский. – Мы ничего не предавали. Мы оставались верны, Анна, верны нашей любви друг к другу. И мы не обречены, черт возьми! Мы не должны быть обречены, если не хотим этого. Мы живем не в девятнадцатом веке. К черту дурацкие правила поведения в обществе. У нас есть выбор и свобода воли, мы можем делать все, что захотим.
Он вновь шагнул к ней. Он хотел обхватить руками эту вымокшую под дождем девушку. Она позволила ему обнять себя, но лишь на секунду, прежде чем начала бить его в грудь кулаками, истерично рыдая.
– Нет, нет, нет! Слишком поздно, Алексей!
Внезапно Вронский почувствовал, что его отрывают от Анны. Он не слышал, чтоб кто-нибудь подходил, но пара рук оттаскивала Алексея от его истинной любви.
– Оставь ее! – рычал человек. – Она хорошая! Она хорошая!
Анна тотчас его узнала. Джонсон, бездомный, чью потерявшуюся собаку они вернули, был тоже насквозь мокрый, грязное лицо бродяги блестело.
– Нет! Стой, ты не понимаешь! – закричала Анна.
Вронский извивался в страшной хватке Джонсона, не имея иного выбора, кроме как пихнуть мужчину локтем в живот, чтобы высвободиться. Бальбоа, пес, которого они спасли, наблюдал за ними издалека, а потом бросился в драку, рыча и лая.
Бальбоа прыгнул на Вронского, человека, который ударил ее хозяина. Граф вскрикнул от боли, когда собачьи зубы впились ему в ногу, и резко обернулся, пнув пса ногой. Взвизгнув, тот попятился, но снова атаковал, на этот раз прыгнув парню на спину, когда тот присел, схватившись за окровавленную штанину. Алексей оглянулся и ринулся прочь, стараясь не дать разъяренному зверю вцепиться ему в шею. Анна схватила пса за заднюю лапу, дернула изо всех сил, и Бальбоа слетел с Вронского, прокатился по платформе и упал на рельсы, скрывшись из виду.
Анна вскрикнула и побежала к краю платформы. Вронский с ужасом увидел, как она спрыгнула вслед за собакой.
– Анна! Лезь обратно! – закричал Вронский, подбегая и пытаясь дотянуться до рычащего пса, который уже не скалил зубы, чуя, что Анна – друг.
Вронский почувствовал дуновение ветра из туннеля и посмотрел налево, на далекие фары приближающегося поезда.
В мгновение ока он спрыгнул на рельсы и схватил Анну за талию, но она отчаянно сопротивлялась, истерически крича:
– Он упал из-за меня! Сколько животных должно погибнуть из-за нас! Собака, олень, лошадь! Я не допущу новой смерти!
– Поезд идет! – заорал Вронский. – Я достану его, обещаю! – Он поволок Анну на платформу, где их ждал Джонсон.
Бездомный наклонился и помог втащить Анну в безопасное место. Вронский увидел свою куртку, которую несколько минут назад накинул на плечи девушки: теперь она лежала смятой на рельсах. Он набросил ее на морду пса и одним быстрым движением бросился на Бальбоа, сгребая в охапку извивающееся тело и передавая собаку хозяину. Поезд был уже близко, и невидимый машинист нажал на гудок, наполнив платформу оглушительным шумом. Вронский вскарабкался на край, но не успел схватить протянутую руку Джонсона, увидев блестящий амулет из белого золота в форме сердца, который подарил Анне на День святого Валентина, с выгравированными на каждой стороне словами «Ты» и «Я». Сердце юноши наполнилось радостью: он понял, что все это время Анна хранила украшение, хотя он думал, что возлюбленная бросила его. Она всегда носила с собой амулет. Анна любила его. Всегда.
Он должен достать сердце.
Он попятился, нагнулся и поднял свой первый подарок Анне, а затем подбежал к Джонсону, который все еще тянул к нему руку. Поезд уже вылетал из туннеля. Алексей схватил бродягу за руку, но, когда Джонсон собрался вытащить его на платформу, рука Вронского выскользнула из грязной, мокрой от дождя пятерни бездомного.
– Анна! – это было последнее слово, сорвавшееся с уст Вронского, когда он упал навзничь перед поездом.
XXIX
Дастин вместе со Стивеном, Лолли и их отцом заехал повидать Анну накануне ее отъезда за границу, где должны были состояться похороны Вронского. Он не видел ее с тех пор, как неделю назад на Центральном вокзале трагически погиб Алексей, хотя ежедневно писал Стивену, чтобы узнать, как она держится. Дастин хотел выразить свои соболезнования лично, тем более что Анна была так добра к нему после смерти старшего брата Николаса.
Он нашел ее в комнате, упаковывающей чемодан. Когда Дастин вошел, она одарила парня печальной улыбкой. Он обнял ее, и
