детективы вдруг почувствовали его настороженную напряженность, нервную энергию, которая исходила от него так же, как дурной запах его силы, и они подошли к нему с осмотрительностью, какой обычно не проявляли при виде раненого человека.
— Что значат его слова, Айверсон? — спросил Карелла.
— Он бредит, — ответил Айверсон.
— Он только что сказал, что вы замахнулись на него топором.
— Он бредит.
— А это что? — спросил Хейвз и, нагнувшись, поднял топор, лежавший на «полу подвала в нескольких футах от места, где сидел Айверсон. — Мне кажется, что это топор, Айверсон.
’— Да, это топор, — сказал Айверсон. — Я держу его здесь в подвале. Я пользуюсь им, когда надо что-нибудь разрубить.
— А почему он валяется на полу?
— Я, наверное, оставил его там, — сказал Айверсон.
— Он врет, — сказал Уитсон. — Когда он пошел на меня с топором, я ударил его, и он уронил топор там, на' полу. Вот почему он там валяется.
— Чем ты его ударил?
— Я схватил кочергу. Ударил его кочергой.
— Почему?
— Я же сказал. Он пошел на меня с топором.
— С чего бы это?
— Потому что он вонючий скупердяй, — сказал Уитсон, — вот почему.
Айверсон поднялся на ноги и сделал шаг в сторону Уитсона. Карелла встал между ними и крикнул:
— Сядьте! Что это значит, Айверсон?
— Я не знаю, что это значит. Он бредит.
— Хочет платить мне двадцать пять центов, — возмущенно сказал Уитсон. — Я послал его с его двадцатью пятью центами. Двадцать пять центов!
— О чем ты говоришь, Уитсон? — спросил Хейвз и обнаружил, что он все еще держит в руках топор. Он прислонил его к стенке ящика для, угля, и в это время Уитсон снова рванулся к Айверсону.
— Стой! Будь ты проклят! — вскрикнул Хейвз, и Уитсон остановился. — Что это за история с двадцатью пятью центами?
— Он сказал мне, что будет платить мне двадцать пять центов за колку дров. Я сказал ему, что он…
— Погоди, давай разберемся, — сказал Карелла. — Вы хотели, чтобы он колол дрова для вас, Айверсон?
Айверсон кивнул, не сказав ни слова.
— И вы предложили ему за это двадцать пять центов.
— Двадцать пять центов в час, — сказал Айверсон. — Я ему столько платил и раньше.
— Ага, поэтому я и перестал колоть дрова для тебя, вонючий скупердяй. Поэтому я перешел работать к мистеру Лэссеру.
— Но ты раньше работал у мистера Айверсона, так что ли? — спросил Хейвз.
— В прошлом году я у него работал, но он платил всего двадцать пять центов в час, а мистер Лэссер предложил мне пятьдесят в час, я ушел отсюда и пошел туда. Я ж не дурак.
— Это верно, Айверсон?
— Я давал ему больше работы, — сказал Айверсон. — Я платил меньше, но у него было больше работы, больше часов.
— Это было до того, как к мистеру Лэссеру перешли все ваши жильцы, — сказал Уитсон.
— Что это значит? — спросил Хейвз.
— Все жильцы из этого дома начали ходить за дровами в соседний дом. К мистеру Лэссеру.
Они теперь смотрели на Айверсона, на этого высоченного мужчину, у которого руки неуклюже висели вдоль туловища. Он покусывал губы, и глаза его тревожно бегали, словно у загнанного зверя.
— Это правда, мистер Айверсон? — спросил Карелла.
Айверсон не ответил.
— Мистер Айверсон, я хочу знать, правда ли это, — сказал Карелла.
— Да, да, правда, — сказал Айверсон.
— Все ваши жильцы начали покупать дрова у мистера Лэс- сера?
— Да, да, — сказал Айверсон. — Это ничего ие значит. Я хочу сказать, что я не…
Айверсон внезапно замолчал. В подвале воцарилась тишина.
— Что вы имели в виду, мистер Айверсон, когда сказали, что это ничего не значит?
— Ничего.
— Вы чтоио собирались сказать, мистер Айверсон?
— Я сказал все, что хотел сказать.
— Все ваши жильцы начали покупать дрова у Лэссера, правильно?
— Я уже сказал, да, да! Что вы от меня хотите? У меня идет кровь, почему вы мне задаете вопросы?
— И как вы на это реагировали?
— На что?
— На то, что те, кто покупал у вас дрова, ушли от вас?
— Я… видите ли… Я… Я не имел к этому никакого отношения.
— К чему?
— Я рассердился, конечно, но…
Айверсон снова замолчал. Он напряженно смотрел на Кареллу и Хейвза, которые наблюдали за ним спокойно и невозмутимо. И вдруг, по какой-то одному ему понятной причине, может быть, потому, что он не мог больше говорить с ними или понял, что попал в ловушку и она захлопнулась, выражение его лица изменилось, и на нем ясно отразилось принятое решение, так ясно, как будто оно было написано чернилами. Не говоря ни слова, он резко повернулся, протянул руку и схватил топор, который Хейвз приставил к стенке ящика для угля. Айверсон поднял топор легко, без всяких усилий, и начал размахивать им как битой в бейсболе, метясь в голову Кареллы, который едва успел увернуться.
— Ложись! — крикнул Хейвз, и Карелла бросился на пол и перекатился на левый бок, услышав в это время позади себя выстрел Хейвза, и успел вытащить свой «Смит-Весон» из кобуры, когда Хейвз выстрелил во второй раз. Он услышал, что кто-то застонал от боли, и тут увидел, что Айверсон стоит над ним, и большое пятно крови растекается спереди на его комбинезоне, а топор занесен высоко над головой, наверное, так, как он был занесен в ту пятницу, прежде чем он опустил его на голову Джорджа Лэссера. Карелла знал, что уже не успеет увернуться от удара, что топор занесен и через долю секунды опустился на него.
Уитсон рванулся, буквально перелетев в прыжке чуть ли не через весь подвал, и навалился всем своим огромным мускулистым торсом на громадного Айверсона. Последний отлетел назад, ударившись спиной о стенку топки, лезвие топора обрушилось на чугунную дверцу с устрашающим лязгом, и топор покатился по цементному полу. Айверсон снова потянулся за топором, но Уитсон отвел правую руку со сжатым кулаком и выбросил ее вперед, нанеся-удар сокрушающей силы, прямой и точный, и голова Айверсона откинулась назад, словно у него переломилась шея, и он рухнул на пол.
— Ты в порядке? — спросил Хейвз.
— Я в порядке, — ответил Карелла. — А ты, Сэм?
— Порядок, — сказал Уитсон.
— Он сделал это из-за дров, — с изумлением проговорил Хейвз. — Из-за грошовой выручки от продажи дров.
— Я сделал это из-за продажи дров, — сказал Айверсон. — Я сделал это потому, что он украл у меня доход от дров. Продавать дрова — это моя идея. До того, как я стал смотрителем дома 4113, все камины были заколочены досками и заштукатурены. Благодаря мне их снова начали топить, я дал