Книга О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

У Зигфрида была привычка оттягивать мочку уха и смотреть прямо перед собой невидящим взором, когда что-то занимало его мысли. И теперь он сжимал мочку, а другой рукой крошил хлебную корку на своей тарелке.

Обычно я не отвлекал своего патрона от размышлений, да к тому же торопился отправиться по утренним вызовам, но в его лице было что-то настолько многозначительное, что я невольно спросил:

– В чем дело? Вас что-то тревожит?

Зигфрид медленно повернул голову, слепо глядя перед собой, но через несколько секунд его взгляд обрел осмысленность, он выпустил ухо из пальцев, встал, отошел к окну и посмотрел на пустынную улицу.

– Да, Джеймс, да! Собственно говоря, я как раз намеревался спросить вашего совета. По поводу вот этого письма, которое я получил утром. – Он начал неторопливо рыться в карманах, извлекая из них носовые платки, термометры, смятые банкноты, списки вызовов, пока не нашел длинный голубой конверт. – Вот прочтите.

Я открыл конверт и быстро пробежал глазами единственный лист. Потом с недоумением посмотрел на Зигфрида.

– Простите, я чего-то не уловил. Тут сказано только, что Г. Ст. Дж. Рэнсом, генерал-майор, был бы рад вашему обществу на бротонских скачках в субботу. Так что вас тревожит? Вы же любите скачки!

– Да, но все далеко не так просто, – сказал Зигфрид, вновь хватаясь за мочку. – Это своего рода проверка. Генерал Рэнсом – влиятельная фигура в Северо-Западной ассоциации конных состязаний, и в субботу он приедет со своим приятелем, чтобы оценить меня. Будут испытывать меня на надежность.

Видимо, лицо у меня стало испуганным, потому что он засмеялся.

– Пожалуй, мне следует начать сначала. Но вкратце. Северо-Западная ассоциация ищет ветеринара, который осуществлял бы надзор над всеми скачками. Ну, вы знаете, на скачках в том или ином городе присутствует местный ветеринар, и к нему обращаются, если лошадь получает травму. Но это – совсем другое. Ветеринар-инспектор имеет дело с применением допинга и тому подобным, – собственно, он должен быть специалистом в этой области. Ну так мне шепнули, что, по их мнению, я соответствую этим требованиям. Вот чем объясняется приглашение на субботу. Со стариком Рэнсомом я знаком, а с его коллегой – нет. Вот они и задумали провести со мной день на скачках и посмотреть, чего я стою.

– Но если вы получите это место, то должны будете оставить практику? – спросил я, и при этой мысли меня словно обдало ледяным ветром.

– Нет-нет! Но мне тогда придется проводить примерно три дня каждую неделю на скачках, вот я и подумал, не будет ли это слишком уж большой перегрузкой.

– Ну-у, не берусь судить. – Я допил кофе и отодвинулся на стуле от стола. – Тут я плохой советчик. Со скаковыми лошадьми я практически не знаком и скачками не интересуюсь. Вам надо решить самому. Но вы же часто говорите, что хотели бы специализироваться по лошадям и атмосфера ипподромов вам по душе.

– Тут вы абсолютно правы, Джеймс, так оно и есть. Ну и лишние деньги очень даже не помешают. Вот что требуется каждому практикующему ветеринару – выгодный контракт, постоянный источник дохода, так чтобы меньше зависеть от того, платят ли фермеры по счетам или нет. – Он отвернулся от окна. – Во всяком случае, в субботу я поеду с ними на бротонские скачки, а тогда посмотрим. И вы должны поехать со мной.

– Я?! Зачем?

– Но в письме же сказано «вдвоем».

– С какой-нибудь дамой. Значит, они поедут с женами.

– Не важно, Джеймс. Вы едете со мной. Выходной день, бесплатный обед и напитки вам не повредят. А Тристан уж как-нибудь продержится в приемной несколько часов.

Уже почти наступил полдень, когда в субботу я пошел открыть дверь, едва в нее позвонили. Еще в коридоре сквозь дверное стекло было нетрудно узнать, кто стоит на крыльце.

Генерал Рэнсом был приземист и широкоплеч, а его на удивление черные усы воинственно топорщились на верхней губе. Полковник Тремейн был высок и сутуловат, однако нос у него был орлиный, и он, как генерал, обладал той почти осязаемой аурой власти, которая приобретается лишь долгими годами начальствования над безропотными подчиненными. Позади них, ступенькой ниже, стояли две дамы в твидовых костюмах.

Я открыл дверь и почувствовал, как моя грудь выпячивается, живот подбирается, а пятки сдвигаются под свирепыми взглядами, в которых не было и тени улыбки.

– Мистер Фарнон! – рявкнул генерал. – Полагаю, он нас ждет.

Я отступил на шаг и распахнул дверь до отказа.

– Да-да, конечно, прошу вас, входите!

Первыми вплыли две дамы – миссис Рэнсом, такая же приземистая и объемистая, как ее супруг, даже еще более суровая с виду. За ней – миссис Тремейн, много моложе и даже почти красивая при некоторой мужеподобности. Все они полностью меня проигнорировали, только полковник, вошедший последним, взглянул на меня рыбьими глазами.

Мне было поручено угостить их хересом, и в гостиной я взял графин, но успел только налить до половины вторую рюмку, когда вошел Зигфрид. Я плеснул немного хереса на стол. Мой патрон ради торжественного случая выглядел очень элегантно: его худощавую фигуру облегал костюм безупречного покроя, длинное худое лицо было только что идеально выбрито, рыжеватые усики тщательно подстрижены. Входя, он снял с головы новехонький котелок, и, поставив графин, я залюбовался своим патроном с гордостью собственника. Не исключено, что генеалогическое древо Зигфрида почтили своим присутствием пара-другая герцогов или на его ветвь затесался какой-нибудь граф, но, как бы то ни было, оба армейских начальника в мгновение ока обрели плебейский и даже чуть обшарпанный вид.

В том, как генерал шагнул к Зигфриду, казалось, было что-то заискивающее.

– Фарнон, дорогой мой, как поживаете? Рад вас видеть. Разрешите представить вас моей жене, миссис Тремейн и полковнику Тремейну.

Полковник на удивление выдавил из себя кривую улыбку, но я сосредоточил внимание на реакции дам. Миссис Рэнсом, глядя снизу вверх на склонившегося к ней Зигфрида, буквально растаяла. Казалось невероятным, что эта грозная крепость рухнет при первом же залпе, но случилось именно это. Суровые складки исчезли с ее лица, сменившись широчайшей улыбкой, придавшей ей сходство с чьей-то милой старой мамочкой.

На миссис Тремейн Зигфрид подействовал по-иному, но не менее эффектно. Когда внимательные серые глаза скользнули по ней, она словно бы увяла и что-то вроде болезненно-сладкой судороги пробежало по ее лицу. Она справилась с собой, но, когда Зигфрид обернулся к мужчинам, поглядела на него с тоскливой жадностью.