Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Судаков взвыл и начал биться головой о стену:
— За что? За что ж так — то?! Ведь по правде все делал! А вот оно как вышло.
Судаков достал револьвер и вставил ствол в рот: «Вот сейчас вторая фаланга надавит на спуск, — отчего — то совсем равнодушно думал он, — и вылетят непутевые мозги к чертовой матери. И все. И баста».
Он поглубже вздохнул, собираясь выстрелить, и вдруг остановился.
«Надо Татьяну с ее мужиком отсюда вывести. Они ж, поди, дороги не знают. А неровен час за этими бойцами другие придут — лаз — то открытый! Тьфу — ты, напасть! — сплюнул он. — Ладно, назвался груздем, полезай в кузов».
Судаков прислушался и, ступая максимально осторожно, начал возвращаться.
Коридор едва освещался четырьмя восковыми свечками. Пламя колебалось, его все время приходилось прикрывать ладонью.
— Вон келейки, я вижу! — тихо сказал Тимошенков.
— И справа тоже, — доложил Виконт, с удивлением прислушиваясь к ощущению какой — то незнакомой, точно пришедшей извне тревоги. — Только решеткой закрыто.
— Да, решетка, — отозвался Згурский. — Это склеп моего предка. Идите прячьтесь, я сейчас. — Владимир Игнатьевич двинулся к зарешеченному входу.
— Володечка, может, не надо?
Нильс Кристенсен потер грудь — сердце едва не взорвалось от внезапной боли. Он оглянулся: Тимошенков, прислоняясь к стене, морщился, сдерживая слезы. «Странное место, — подумал институтский оперативник. — Будто заколдованное».
— Петр Федорович сказал… — Татьяна Михайловна скорее почувствовала, чем увидела суровый взгляд мужа и осеклась.
— Ступай, моя хорошая. Я сейчас.
Он сделал шаг к решетке.
«В восьмом же колене росток древа моего омоется рекою кровавой и очистится пламенем истины, дабы узнать предначертанное. Пусть же придет ко мне… — Згурский прикоснулся рукой к холодному железу, — и отворится ему».
Яркая вспышка осветила тоннель. Владимир Игнатьевич не успел понять, что произошло. Он стоял в комнате. Светлой, очень светлой комнате. Посреди нее на каменном постаменте, будто едва смежив очи, лежал человек. Владимир Игнатьевич оглянулся, ища выход. Позади мягко светилась глухая стена. Не веря глазам, Згурский зажмурился и тряхнул головой. Пробуждения не последовало. Напротив, теперь он воочию увидел, что в углах комнаты, опустив головы, возникли словно высеченные из мрамора фигуры. Еще одна — женская — стояла у изголовья.
— Что ж такое — то? — возмутился Згурский.
Он потрогал рукой холодный камень постамента. Ни малейшего сомнения — мрамор. В памяти генерала снова всплыла процитированная за минуту до того фраза, начертанная далеким предком на передававшемся из поколения в поколение тонком пергаменте: «И да откроет начертанное мной, дабы пройдя свой путь, вернуться к истоку».
«Вернуться!» — колоколом ударило в его голове. Он поглядел на спящего — в его руке был зажат свернутый лист. Владимир Игнатьевич выхватил пергамент, еще раз оглянулся, надеясь, что диковинное наваждение пройдет, и он снова увидит темный коридор.
Свет продолжал струиться, рожденный глухими стенами. Он лился с потолка, пола, и лишь одно вдруг показалось Згурскому — стоящие в безмолвии фигуры чуть приподняли головы. Он быстро развернул послание.
«Ну да, конечно! Я — восьмой потомок. Восьмижды восьмой. Династия Лунов… Черт побери, как это все не вовремя! Почему же я не пришел сюда раньше? А сейчас какое уж чтение — Танечка, доктор, Механик… Красные хлынут в подземный ход, и спрятаться будет негде! Времени нет!»
— Здесь нет времени, — эхом его мыслей прозвучало в комнате.
Згурский отпрянул, комкая пергамент и пытаясь нащупать оружие. Женская фигура, стоявшая в изголовье смертного ложа, подняла голову и легким движением отбросила капюшон — тонкое лицо, черные волосы и глаза, мечущие настоящие молнии.
— Даньму? — ошарашенно глядя на девушку, пробормотал Згурский. — Ты?
Перед его глазами всплыла картина прощания в доме старого доктора Лун Вана.
— Конечно, сынок. Я же говорила тебе в Бейджине, что мы еще встретимся. И я, и они здесь. — Она повела рукой, и Владимир Игнатьевич увидел, как безмолвные фигуры плакальщиков одна задругой превращаются в Лун Вана и его сыновей.
— Читай дальше! — потребовала Даньму.
Згурский мельком глянул на выведенные каллиграфическим писарским почерком строки:
— Да — да — да, путешествие в китайскую землю… Происхожу из рода драконов…
Згурский схватился руками за голову.
— Лун Ван, это все твои бредни! Я не знаю, как ты это делаешь, но что за несусветная чушь? Я — человек! Не дракон!
Там — за стеной — моя любимая женщина! Отпусти меня! Все равно не удержишь!
— Почти то же самое ты говорил и восемью поколениями раньше. Но это не так.
— Лун Ван, у меня нет времени с тобой спорить! — В голосе Згурского звучал рокот надвигающейся грозы. — Там моя жена! Там два офицера, рисковавшие жизнью ради нас с ней! Это, и только это сейчас важно! А сказки про драконов…
— Человек? — загадочно улыбнулся Лун Ван. — Ступайте, Владимир Игнатьевич. Разве я держу вас?
— Куда? Куда ступать?! — взорвался генерал.
— Куда хотите. Но я знаю лишь один путь к победе.
— Какой же?
— Стать собой. — Старец махнул рукой.
Стена неожиданно стала прозрачной. Сквозь нее было видно, как заполняется красноармейцами крипта, как, светя фонарями и факелами, они движутся по тоннелю. Свет факелов выхватил из темноты лицо давешнего милиционера — тот отскочил в сторону, готовясь не столько к бою, сколько к гибели в честной схватке. Затем осветилась и келейка, в которой, вжавшись в угол, стояла Татьяна, рядом — загораживая ее — капитан Тимошенков и доктор. Згурский почувствовал, как сердце обрывается и, превращаясь в огненный шар, падает вниз.
— Нет! — взревел он, протягивая руки к любимой. Та, словно отвечая, тоже вытянула вперед ладони, и Згурский почувствовал, как они соединяются, как растворяется нерушимая стена, разделявшая их. Он ринулся вперед, ощущая, как сила возрастает тысячекратно, как пальцы превращаются в сталь, и что — то внутри освобождается, точно боевая пружина после нажатия спускового крючка.
Згурский яростно выдохнул и будто со стороны увидел вдруг, как струя пламени несется впереди него. Все исчезло, смешалось: тягучий, словно воск, камень, твердый огонь, вращающиеся в жутком хороводе лица. Он увидел, как разваливается на части привычный мир: исчезает Москва, старый особняк на Сретенке, превращается в прах отчего — то пустое каменное ложе.
Среди общего хаоса он искал глазами Татьяну. Увидел се, подхватил и взмыл куда — то вверх. Туда, где должно было находиться какое — нибудь — все равно какое — небо.
Май 1613. Орбо — темпоральное образование 1.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117