Лед на озере тронулся накануне, в два часа пополудни. Боясь пропустить этот момент, Поппи с волнением подкарауливала его возле окна. Заметив, что лед начинает потрескивать, она крикнула Гриффину, чтобы тот поднимался, не то он наверняка что-то упустит. Натаниель Роу выиграл ежегодное пари, которое всегда устраивалось в городе, максимально точно предсказав день и час, когда это произойдет, а незадолго до того, как стали сгущаться сумерки, Поппи услышала крики гагар, причем, как ей показалось, крик доносился одновременно с двух сторон — значит, вернулись две стаи. Она еще долго потом прислушалась, стараясь угадать, так ли это, но крик так больше и не повторился. И Поппи сделала вывод, что на озеро вернулись еще не все гагары, стало быть, сражения за территорию еще впереди.
Она бы наверняка и сейчас взялась высматривать гагар, благо дорога, по которой она ехала, все время петляла по берегу озера, если бы мысли ее не были заняты совсем другим. Добравшись до центра города, Поппи миновала городской пляж, потом почту, желтое, в викторианском стиле здание, в котором размещалась и редакция «Лейк Ньюс». Ее руки с такой силой сжимали руль, что побелели костяшки пальцев. На верхней губе Поппи выступили бисеринки пота. Нервы ее были напряжены до предела, но она понимала, что назад пути нет.
Свернув возле церкви, Поппи двинулась вверх по дорожке, которая вела к городскому кладбищу. Когда-то давно дорожку заасфальтировали, но, видимо, случилось это в незапамятные времена, потому сейчас неровная поверхность ее была сплошь покрыта лужами. Снег уже растаял, сохранившись только в самых укромных местах, где-нибудь в чаще леса, но земля пока еще оставалась голой, лишь кое-где, на проплешинах, торчали жалкие остатки прошлогодней пожухлой травы. О том, чтобы съехать с дорожки, нечего было и мечтать — кроме некоторых мест, где земля уже успела немного просохнуть, вся поверхность ее представляла собой отвратительное болото.
Поппи медленно ехала вперед. Вот надгробие ее отца. Проводив его взглядом, Поппи двинулась дальше. А вон там похоронен Гас Киплинг. Но Поппи не остановилась. Одолев небольшой подъем, который вел к месту последнего успокоения Перри, она притормозила, свернула на небольшую полянку, где было посуше, и остановилась.
Боясь передумать, Поппи поспешно выбралась из машины и повернулась, чтобы достать из внедорожника свои вещи. Шаг левой ногой, затянутой в металлические щитки, сильно смахивающие на латы, потом правой. Она уже успела привыкнуть к ним, и если бы не подрагивание пальцев, вряд ли бы кто-то смог догадаться, как она нервничает. Теперь Поппи хваталась за них при первой возможности. Вся ее прежняя жизнь пронеслась перед ее глазами. Вот она в первый раз идет на свидание. Вот решила прокатиться на водных лыжах — тоже в первый раз. А вот очнулась от комы после нескольких недель забытья, когда жизнь ее буквально висела на волоске — очнулась только для того, чтобы узнать, что теперь она на всю жизнь прикована к инвалидному креслу.
Здесь, совсем рядом, лежал Перри. И вот теперь она совсем близко от него. Их разделяли какие-то двадцать ярдов — двадцать ярдов жидкой грязи.
Поспешно, чтобы не дать страху завладеть ею, она вытащила из джипа костыли и оперлась о них. Прикинув на глаз, насколько твердая под ногами земля, и мысленно выбирая, где посуше и где меньше риска поскользнуться, Поппи сдвинулась к самому краю кресла, сделала глубокий вдох и встала.
За прошлый месяц она проделывала это бесчисленное количество раз, радуясь тому, что теперь это получается почти автоматически. В последнее время Поппи обходилась уже без помощи Гриффина. Больше того, ей даже нравилось проделывать это именно тогда, когда его не было дома. Но ей еще никогда не доводилось пользоваться костылями где-то вне дома. Выкинуть такой фортель, когда земля и так с противным чавканьем разъезжается под ногами, уже само по себе было авантюрой чистой воды. А уж учитывая расстояние, которое ей предстояло преодолеть, и то, что в случае, если она упадет, дело может кончиться совсем плохо, то пуститься на такой риск было сумасшествием.
Высунув от напряжения язык, Поппи перенесла вес тела на левую ногу, с помощью правого бедра выбросила правую ногу вперед, оперлась всей своей тяжестью уже на нее, подтянула поближе левую и встала, напряженно выпрямившись и стараясь опираться равномерно на обе ноги. Отдышавшись, она проделала то же самое еще раз, в том же самом порядке — оперлась о левую ногу, выбросила правую вперед с помощью бедра, подтянула непослушную ногу и встала на обе.
Потом еще раз. И еще раз. И еще. Поппи старалась не смотреть назад. Она запретила себе оборачиваться — ей не хотелось думать о том, как далеко от нее осталось инвалидное кресло. Впрочем, на длинный ряд надгробий, вытянувшийся вдоль дорожки, Поппи тоже старалась не оглядываться. Вместо этого она заставила себя смотреть только вперед, стараясь заранее оценить взглядом, насколько она скользкая, и при этом избегая особенно раскисших мест, одновременно сосредоточившись на движении нижней части своего тела.
Она двигалась вперед маленькими шажками — шаг, остановка, — отмечая каждый коротким, облегченным вздохом. Собственно говоря, именно так она и собиралась делать — и решение оказалось правильным. Медленно, неуклюже раскачиваясь во все стороны и хрипло дыша, Поппи пересекла кладбищенский дворик. Потом один из ее костылей внезапно поехал в сторону — видимо, земля оказалась более раскисшей, чем она предполагала, — но все обошлось. К радости Поппи, она даже не покачнулась.
То, что еще совсем недавно, в феврале, выглядело, как причудливой формы огромный сугроб, теперь оказалось каменной скамьей. Именно эта скамья и была целью ее путешествия. Чувствуя, что силы оставляют ее — когда мышцы уже раздирала нестерпимая боль, плечи начинали противно дрожать, а сведенные судорогой бедра становились как каменные, — Поппи смотрела на эту скамью. Потом глубоко вздыхала и шла дальше. Перенести вес на одну ногу, выбросить вперед другую, опереться на нее и подтянуть к себе первую и так еще раз. И еще. И еще. Чем дальше она шла, тем тяжелее давался ей каждый шаг. Дыхание стало хриплым, майка промокла от пота и прилипла к спине. Но с каждым мучительно дававшимся ей шагом скамья все приближалась. И чем ближе она подходила, тем больше крепло ее стремление непременно дойти.
Что ж, может быть, когда-нибудь придет день, когда она доберется до нее, не запыхавшись, небрежным движением перекинет через нее ноги и усядется, мечтала про себя Поппи. И при этом будет еще непринужденно улыбаться, добавила она. Теперь же, пыхтя и задыхаясь, она заставила себя свернуть немного левее, поскольку земля там выглядела посуше. Сердце стучало так, что грозило разорвать ребра и вырваться наружу. Теперь она уже вполне могла бы дотянуться до скамьи и сесть. Но Поппи упрямо решила, что если и сядет, то непременно посредине — лицом к Перри.
Последние несколько шагов дались ей особенно тяжело. Она устала как собака, а дышала как загнанная лошадь — и при этом ее переполняло торжество. Но, ликуя и радуясь одержанной ею победе, Поппи тем не менее чувствовала, как знакомая печаль сжимает ей сердце.
Уже совсем рядом… Поппи сделала один спотыкающийся, неуверенный шаг… потом еще один… и вот она уже держится за край скамьи. Очень осторожно она повернулась. Пользуясь костылями, чтобы удержать равновесие, Поппи опустилась на скамью и положила их рядом с собой. Прошло немало времени, прежде чем она отдышалась и вспомнила, зачем пришла.
