Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
Бабы охают, крестятся.
– И каких только страстей на нашу головушку…
– Энто Андрюша сенгилеевский, – объясняют в толпе. – Ужасть какой святой жисти человек. Вериги тридцать лет таскает чугунные на голой шкуре, гноем умывается…
Парамоновна, огромная толстая тетка, идет с молоденькой бабой Нюркой.
– Была девка как девка, а теперя кликать стала, – кивая на молодуху, рассказывает она Варваре. – В храме ореть как ошпаренная, пеной брыжжеть. Мужиков покусала, пятеро удержать не могли…
Нюрка, услышав, что говорят о ней, улыбается робкой дурацкой улыбкой.
– Дочкя, что ль? – спрашивает странник.
– Крестница.
– По грехам, стал быть, дается. Грешать – не думають, а опосля вон…
– Брехать – не пахать, – сердится Парамоновна. – Нашел грешницу. Мужик у ей такой душегуб. Как нарежется – и давай ее утюжить чем ни попадя. Трясовица ее бьеть, огнеястра называется.
– Господь терпить долго, да бьеть больно.
– Господь у тебя какой-то жидовский, – с улыбкой говорит безбородый Александр.
– Сам жид, – не раздумывая, отвечает странник.
– Прям не Господь, а Иван Грознай. Застращал бабенку, осудил ни за что.
– А вот как батюшка родный: крепче сечеть – крепче любишь. Баба, она и есть сосуд гряха.
– Пущай сосуд, а все к Богу ближей тебе.
– Энто каким же местом, прости господи?
– А хоть и брюхом. Жизню Господь даеть, а носить ее кто? Баба.
Странник плюет и отходит в сторону, крестясь, пропускает идущих.
– Энто и свинья нечистая поросятов носить. Суесловы треклятые, спаси Христос…
Бабы заспорили.
– Человек-то, видать, строгий, ретивой. Обиделся, вишь…
– Со свиньей-то тоже ровнять негоже.
Александр угрюмо улыбается.
– Вера-то не одним страхом стоить, – говорит он упрямо. – Христос без света – рази Христос?
Парамоновна неодобрительно косится на него.
– Тебя как величають, матка?
– Я дявица, а не матка табе. Звать Анна Парамоновна.
– Поем-то как, Парамоновна? – говорит Александр. – Свет твой присносущий, Светодавче… А на Фавор-горе как он им показался, апостолам?
Парамоновна растерянно оглядывается. Все слушают Александра. Варвара уставилась на него – он вдруг подмигнул ей.
– Лице его просияло, аки солнце, одежды же убелилися, аки свет… Вот он, Исус. Я есмь пастырь добрый… Ай вру?
Бабы вздыхают:
– А звать тебя как, касатик?
– Лександрой крестили.
Парамоновна шепчет Варваре:
– Должно, батюшка, а скрылся, чтоб не донимали…
Дорога вползает в березовый лесок. Все пыхтят, утирают пот, радуются тени.
– Смерть как пить хотца…
– Ужо завтре опосля обедни вдосталь напьемся.
– У Алпатова в трактире блинцы с яичком разговенные – язык проглотишь…
– Да белужины под хреном, – мечтательно вздыхает Парамоновна. – Да чайкю…
– Да мужичкю… – лениво добавляет Арсюшка.
– Вот дурак-то, прости господи! Сказала ж – дявица я.
– Эвто поправим – мигнуть не успеешь, вона в холодок…
Парамоновна пошла пятнами.
– Кабацкие ваши рожи! Кобели бесстыжия! Вот Бог-то наказал – и борода не растеть, морда голая, как у бабы. Глядеть тошно!
– Твоя правда, не взошла у его борода. Зато огурец уродил! Иди, подержися…
Старухи хохочут. Александр ухмыляется:
– Загадку отгадай, Парамоновна. Сверху дыра, снизу дыра, посередке огонь да вода.
– Пьяницы проклятые! Пакостник, паскудник, глаза твои накройся!
– Да энто не ты, толстомясая, энто самовар…
Лесок обрывается, открывая даль. Дорога уходит под изволок к реке.
На горизонте поблескивают золотые купола. Сколько хватает глазу, по обоим берегам, по буеракам спешат к монастырю люди.
В наступившей тишине неожиданно раздается тонкий голос Александра:
– Да испра-а-авится мо-о-литва моя…
Другие подхватывают:
– Я-а-ко кадило пред тобо-о-ю…
Снизу, с берега, отвечают еще голоса. Молитва плывет над долиной.
Парамоновна качает головой, кивая на Александра:
– И попустил же Господь… Бродяга голохвостый, а поеть – чистый херувим!
По берегу дымят костры богомольцев, расположившихся на ночлег.
Парамоновна ужинает хлебом и луком и рассказывает:
– …Таперя повезла ее в Содомиху, к батюшке, за тридцать верст. Отец Силуян, дюже хорошо отчитываеть… Семь Евангелиев по семь раз он над ей читал. Стихла вроде. Дак мужик ейный, Пётра, такой озорник, чурбак с крыши ей на башку сбросил, она брюхатая была. И пошла-поехала, мальчонку мертвенького принесла…
Нюрка безучастно жует краюху хлеба, глядя за реку. Солнце садится в облака.
– Поучить-то некому, что ль? – зевая, говорит Арсюшка. – Ему бы оглоблей-то по зубам, небось, притих бы.
– Завтре у плащаницы помолимся, авось прошибеть ее, обратно в образ придеть…
Александр угрюмо смотрит на Варвару:
– А ты чо молчишь, голубица? Дома-то, небось, тоже не мед? Ай мужик не дерется?
Варвара презрительно дернула плечом, укрыла Палашку.
– И отродясь пальцем не тронул. У нас дом большой, справный. У нас энтого не заведено.
– Молоканы, что ль?
– Православныя. Цветов пропасть, и лазоревые, и мальвы. Тута этак качели… Мы с Панькей, энто сноха старшая, сидим, арбузы трескаем. А то подсолнухи.
– На качелях? – удивляется Парамоновна.
– А свекор сам, Яков Трофимыч, батюшка, все лаской, все добром, гостинец завсегда привезеть…
– Ишь, забаловали тебя, – вздыхает Парамоновна. – Слышь, Нюрка, как люди-то живуть!
Варвара скромно опускает глаза:
– Чего ж и не пожить-то всласть, коли можно…
– Ой, брешешь! – говорит Александр. – Побожись!
У ближнего костра все затихли – поет горбун нищий:
Ой да обложили окаянные татарове
Да своей поганой силищей,
Обложили они славен Китеж-град
Да во светлый час, во заутренний…
Подходят еще слушатели, складывают копеечки в шапку. Горбун разливается, вскрикивает:
И сказал Господь Саваоф
Свет архангеле Михайле:
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
