— Обещаю.
Джинни поднялась на ноги и подошла к окну. Палмер повернулся и стал наблюдать за тем, как она пристально рассматривает мост Куинсборо.
— Ты придерживаешься логики, как будто это — главное в жизни, — сказала она. — Но это не так. Это очень опасно. Если логика когда-нибудь тебя подведет, то все может обернуться против тебя, и ты будешь сильно страдать.
— Я не пони…
— А ты попробуй, — прервала она его. — Попробуй разобраться, что это означает. Ты ввязался в это дело с банком Бена Фискетти, следуя только законам логики. Ты задаешь нужные вопросы, хотя в глубине души знаешь ответы. Логика делает тебя глупцом. Конечно, существует небольшая разница между ними и тобой, между тем, чем занимаются они и чем занимается так называемый законный бизнес. Логика заводит тебя в тупики, в которых ты беспомощен. А что, если, следуя логике, насколько это возможно, ты окажешься ни с чем, то ты будешь тогда полагаться на инстинкт? На эмоции?
Он хотел встать, но ноги его слишком устали. Он заерзал в кресле.
— Иными словами, мне надо прислушаться к тому, что подсказывают мне англосаксонские протестантские предрассудки и отказаться от идеи слияния банков.
Она чуть не задохнулась от возмущения.
— Это просто невероятно. Ты глух, когда нужно прислушиваться к тому, что подсказывает тебе сердце. Ты действительно хочешь доказать мне, что тебе совершенно не важно, окажешь ли ты поддержку Бену Фискетти с помощью одного из крупнейших в стране коммерческих банков? Или тебе все равно, что ЮБТК станет крышей для их махинаций?
— Он уже оказывает поддержку многим деловым кругам.
— Тогда зачем тебе еще одна крыса в твоем подвале?
— Чего-о?
— Не надо, Вудс. — Ее темные глаза вспыхнули, как бы предупреждая его. — Я задаю очень простой вопрос. Почему ты не можешь подвести под всем этим черту и просто сказать: мы перестаем выдавать ссуды каждому, кто к нам обращается, мы не собираемся играть роль городской проститутки.
— Отличная мысль. Действительно, банк — это городская проститутка. — Он наблюдал за ней, она опять повернулась спиной к окну. — Конечно, это так, правда? Что бы клиент ни собирался делать со своими деньгами, мы должны выдать ему деньги. Даже если это один из толпы идиотов, которые разоряются, открывая персональный кредит. Мы говорим: да, дорогой, получай!
Джинни повернулась к нему с торжествующей улыбкой.
— Я чувствую себя учительницей в школе для умственно отсталых детей, — сказала она. — Ты можешь понять то, что я говорю?
— Но ведь ты уже слышала, что мы занимаемся бизнесом не для того, чтобы придерживаться нравственных принципов. Для банка безразлично или должно быть безразлично, берет человек миллион для того, чтобы накормить голодающих детей или построить газопровод нового типа.
— Чепуха. Разве банк выдает деньги, чтобы накормить детей? — Она отошла от окна и направилась в дальний конец комнаты. Палмер смотрел, как под ее длинным белым платьем двигались бедра. — Все, о чем я прошу, — сказала она, — это чтобы ты просто призвал на помощь свою мораль в случае с семьей Фискетти.
— А как же быть со всеми остальными негодяями?
— Решай по очереди.
— Я говорю серьезно, — сказал Палмер. Он выпрямился в кресле. — Ты знаешь, о чем просишь? Если я подведу под всем этим черту сейчас, то на этой неделе я вынужден буду отказаться от массы предложений. А банк, может, в данный момент рассматривает тысячи сомнительных предложений, и если я буду копаться… и…
— Отметать?
— Да. Очень хорошо, отметать такие дела… Банки, которые отказываются заниматься такого рода бизнесом, не получают доходов. А бизнес… есть бизнес. Сегодня вечером мне пришло в голову, что пикетчики были в основном клиентами ЮБТК. Где же начинается и где заканчивается моя ответственность? Может быть, логика развития событий должна привести меня в ряды пикетчиков?
— Теперь ты видишь, куда приводит логика. Как только ты отдаешься ее власти, ты оказываешься в опасности. — Она опять подошла к нему. — Я не предлагаю ничего радикального, Вудс. Надо решать все проблемы по очереди. Реши один вопрос. Потом посмотришь, что будет дальше.
— Ты со своими рекомендациями похожа на навязчивых старушек, которые дают советы несчастным влюбленным. — Он остановился, испуганный выражением ее лица.
Палмер понял, что он поступил так же, как он уже поступил с ней и с Гарри Элдером. Он поставил ее в неловкое положение.
— Прости, — быстро сказал он. — Я со злости ляпнул.
— Правда?
Она повернулась и пошла через всю комнату к креслу, в котором сидела.
— Уже поздно, — сказала она. — Тебе надо быть дома.
— Не думаю…
— А я думаю.
Он встал, ноги отяжелели и ныли.
— Понятно.
С трудом передвигаясь, он прошел мимо ее кресла к двери комнаты. Маленький коридор вел направо к выходу.
Он остановился в дверях комнаты.
— Джинни.
— Спокойной ночи, Вудс.
Он прикоснулся к косяку двери. Дерево, покрашенное белой краской, странным образом давало ему ощущение опоры и реальности. Он увидел, что пальцы его крепко вцепились в дерево. От усилий мышцы руки задрожали. Дрожь докатилась и до груди, словно накатывающие волны надвигающейся катастрофы. Будто начиналось землетрясение.
— Джинни!
Молчание.
— Джинни, не прогоняй меня!
Его голос был очень слабым. Он повернулся к ней. Она сидела в нескольких футах от него, повернувшись к нему, глаза прикованы к нему.
— Пожалуйста!
Она ничего не говорила. Он почувствовал, как пальцы его слабеют. Казалось, силы покидали его. Он почувствовал дрожь в ногах. У него подкашивались колени.
Она потянулась к нему, будто хотела его поддержать.
— Вудс?
Он упал на колени. Ухватившись руками за подлокотник ее кресла, он смотрел на нее.
На мгновение она отвернулась. С ним что-то произошло. Он почувствовал, что глаза его наполнились слезами, а потом слезы потекли по щекам. Он моргал и старался смотреть на нее. На ее лицо…
Он зарылся лицом в складки платья на ее коленях. Он почувствовал, как увлажнилось белое платье от его слез. Почувствовал прикосновение ее руки к своей голове. Почувствовал, что она гладит его волосы. Она что-то говорила, но он этого не слышал. Он поднял голову. Он заморгал, чтобы яснее ее видеть.
— Не прогоняй меня, — повторил он. — Там ничего нет. И никогда не было.
— Все в порядке.
— Все в порядке здесь, с тобой, — сказал он.
— Да. Хорошо, дорогой.
— Не отсылай меня туда.
