– Это было давно. С тех пор Англия изменилась. Нашим подданным нужно спокойствие.
Нашим подданным?
– Вот я и пытаюсь дать им спокойствие.
– Глядя сквозь пальцы на такие инциденты? От этого мы выглядим слабыми.
– Отказ сражаться требует больше силы, чем нападение на всякого молокососа, размахивающего мечом.
– Народу нужен сильный правитель. Потому они поддержали Симона де Монфора.
– Ах, потому ли?
В последнее время Элеанора Кастильская напоминает почуявшую зайца гончую. Она уже томится по королевской власти.
У Беркхамстедского замка, размахивая руками, к ним через лужайку бегут какие-то люди. Ричард нагнулся в седле и о чем-то говорит с ними, а потом пришпоривает коня в галоп.
Эдуард со своими рыцарями скачет следом. Элеонора тоже пускается через лужайку мимо château, мимо обманчивых теней, с твердым намерением остановить схватку, невзирая на призывы Генриха вернуться к нему. Вслед за рыцарями она достигает каменного дома за замком, соскакивает с коня и спешит за ними.
– Матушка! Ради бога, уйди отсюда, – говорит Эдуард, но уже поздно: Элеонора видит висящего на стропилах человека, его выпученные глаза, посиневшее лицо. К ее горлу подкатывает желчь, но она не может отвести взора. Эдуард бледен. Он с товарищами придерживает тело, а Амо, забравшись под крышу, перерезает веревку.
– Почему, Господи? – Ричард сидит на полу и рвет на себе волосы. – Зачем ты взял моего человека именно сегодня, из всех дней? Разве не достаточно ты наказал меня смертью сына?
Элеонора склоняется над ним, берет за локоть, осторожно помогает встать. Потом ведет к стулу и садится рядом, гладит его руку, пытаясь утешить.
– Кто это был? – спрашивает она.
– Авраам, – отвечает он, всхлипывая. Его еврей, много лет назад убивший свою жену. – Мой самый верный слуга. Мой самый надежный друг. – Он начинает рыдать. – Боже милостивый, почему ты просто не взял меня?
Эдуард протягивает пергамент, скрепленный восковой печатью Ричарда и с чернильной надписью, указывающей, что свиток предназначен ему. Ричард дрожащими руками разворачивает. Он читает, и по лицу его, как облака, проплывают разные чувства: печаль, недоверие, гнев.
– Будь он проклят! – бормочет он, бросая письмо. Элеонора подбирает свиток. – Черт бы побрал душу этого еврейского ублюдка, чтобы вечно горела в самом жарком огне.
– Дай мне посмотреть, матушка. – Эдуард протягивает руку, но королева не подчиняется приказам сына, пока он не стал королем, а возможно, не будет повиноваться ему и потом. Она сама разворачивает свиток и читает про себя:
«Вы никогда не простите меня. Как и я не прощаю себя – вот почему я должен покинуть этот мир. Я убил невинную женщину. Не мою прекрасную Флорию – которую вы тоже любили, мой господин, да, я знаю. Хотя в ее смерти обвинили меня, это не я ее убил. И все же я убийца и потому должен умереть».
Читая, она наконец узнает обстоятельства смерти еврейки Флории шестнадцать лет назад. Она читает, как молодой слуга Авраама Самуил пришел к нему, когда тот считал свои монеты, и его глаза были наполнены ужасом, отчего Авраам бросился через луг в свой дом. Там на полу он нашел жену, кровь лужей растеклась из-под ее затылка, и рядом лежала большая шахматная фигура – «королева, мой господин, из набора, который я подарил вам» – вся в окровавленных волосах. «Самуил сказал мне о ссоре между Флорией и леди Санчей, которую услышал всего за несколько мгновений до того». Авраам послал Самуила за его отцом Иосифом, но тут появилась Санча и стала звать Ричарда.
«Как жестоко с ее стороны, подумал я, обвинять меня в своем преступлении, убить мою Флорию, а потом позволить заключить меня в лондонский Тауэр, где я подписал ложное признание, которым оклеветал собственную расу. Если бы не вы, мой господин, меня бы повесили. Вы спасли мне жизнь, отчего мое преступление против вас стало еще более вопиющим.
Это я убил вашу жену, леди Санчу, добавив яд в ее вино».
– Санча! – Слова расплываются в глазах. Слеза капает на письмо, размазывая свежие чернила.
«Я убил ее в отмщение, как сделал бы любой, и я больше никогда не думал о ней. Око за око, зуб за зуб. Но сегодня ко мне пришел Самуил. Его отец умирает, и Самуил винит в этом себя. “Это пятно на моей совести, – сказал он мне. – Я должен покаяться в грехе, иначе Бог убьет моего отца”».
Это Самуил убил Флорию, он сознался в этом, убил в порыве страсти. Он признался ей в любви (увы, кто не любил ее?), а она отвергла его, сказав, что она замужняя и порядочная женщина. И он удовлетворился тем, что стал шпионить за ней. Однажды он подсмотрел, как она обнималась с лордом Ричардом в саду. Тогда он убежал, чтобы не видеть ужасной сцены, и столкнулся с сестрой леди Санчи Беатрисой, которая тоже видела их. Флория – распутница, сказала она ему, и разбила много сердец в Беркхамстеде.
Увидев муки Самуила, Беатриса стала подливать масла в огонь. Флория насмехалась над ним, поведала она, всем рассказала, как он плакал от любви к ней. Раззадорив его, она стала подстрекать его убить Флорию.
Парень отказывался, говорил, что всю жизнь будет мучиться чувством вины и стыда за такое деяние. «Возможно, это облегчит твою боль», – сказала Беатриса и дала мешочек серебряных монет – столько денег он никогда не видел.
И все же он колебался. Он провел много дней и ночей, в муках подглядывая за своей любимой из-за забора у переднего окна. А однажды до него донеслись изнутри крики Флории и Санчи. Он услышал, что Флория носит ребенка Ричарда, и его ум помутился от ярости. Когда Санча попыталась уйти, Флория вцепилась в нее. Санча швырнула ее на пол и убежала, и Самуил увидел возможность отомстить. Он набросился на Флорию и ударил первым, что попалось под руку, – шахматной фигурой, лежавшей на полу рядом. Авраам простил парня, зная, что он пострадал от женского коварства. И Ричарда он тоже давно простил. «Будучи стариком и не в состоянии доставлять жене радость, я отводил глаза, когда видел вас вместе. Но женщины – ревнивые создания и очень хитрые. Если бы вместо невинной Санчи я убил леди Беатрису! Надеюсь, вы найдете в сердце милосердие, чтобы когда-нибудь простить меня за это желание».
Дочитав, Элеонора бросает пергамент в огонь, пока никто не узнал скандальной правды про Ричарда (Роман с еврейкой! Его имя было бы вовек не отмыть!) и страшном злодействе Беатрисы. Эдуард с сердитым видом – его обычное выражение лица по отношению к ней в эти дни – протягивает руку к камину.
– Пусть горит, – говорит она.
– Я узнаю, что там написано. – Он тянется к документу.
– Я еще королева и к тому же твоя мать, и я говорю: пусть горит.
Он выпячивает челюсть и касается края пергамента, словно собираясь вытащить из огня. Элеонора бьет его по руке и треплет за уши – как он смеет дерзить, да еще перед всеми! – но тут вмешивается Ричард:
– Твоя мать права, Эдуард. Пусть горит. Признание Авраама имеет значение только для меня.
