— Похоже, прямо по курсу англичане, — прокричал он Абигайль. — Один… два солдата. На земле лежит бревно. Больше ничего не вижу.
— Придержи лошадь около заставы, не раньше.
— Всегда мечтал сломать шею, вывалившись из фургона, — пробормотал Джейкоб себе под нос и обрушил кнут на спину лошади. Затем резко оглянулся. Абигайль склонилась над чем-то непонятным. Вокруг — одеяла и одежда.
— Что мне им сказать? — прокричал он.
— Ничего! Веди себя так, будто очень спешишь.
— Ну, это-то нетрудно!
Они стремительно подлетели к заставе. На них были наведены два мушкета.
— Стоять! — раздался тонкий, какой-то детский голосок. — Именем короля, стоять!
Джейкоб не останавливал лошадь до последнего. Черное облако пыли, тянущееся хвостом за фургоном, накрыло с головой и беглецов, и солдат.
Англичанин, стоявший с правой стороны дороги, усиленно заморгал. Однако мушкет не опустил.
— Почему в такой поздний час в дороге?
Джейкоб молчал, как ему и велела Абигайль. Мушкеты были угрожающе нацелены на него; солдаты ждали ответа.
Неожиданно из фургона донесся душераздирающий вопль:
— Неужели он умер?! Почему, почему мы остановились? Нам надо спешить! Возможно, он все еще жив! Быстрее, кучер, быстрее или генерал умрет!
При слове «генерал» оба солдата бросились к фургону, каждый со своей стороны. Джейкоб наконец-то позволил себе обернуться — и оцепенел. В объятиях Абигайль Маттесон лежал Бенедикт Арнольд.
Англичане изумленными глазами смотрели на генерала и его спутницу.
Между тем Абигайль беспрестанно подвывала.
— Это вы нас остановили? Пожалуйста, господа, позвольте проехать, позвольте проехать!
— Что… что случилось? — наконец выдавил из себя один из солдат.
Генеральские глаза закрыты, парик слегка съехал на бок. Одеяло, скрывавшее почти все тело генерала, облаченного в красный мундир, ниспадало до полу.
— Убийца-смертник! — крикнула Абигайль. — Господа, позвольте нам проехать. Не дайте душегубцу завершить свое злодеяние.
— Хэнкс! Это и впрямь генерал! — срываясь на фальцет, истошно завопил солдатик, стоявший слева.
Оба солдаты были очень молоды, на вид Джейкоб не дал бы им и двадцати. Окажись здесь генерал, бравый и крикливый, это и то бы их потрясло, а тут — умирающий… Судя по всему, для них это было катастрофой.
— Он выглядит таким бледным, — воскликнул Хэнкс.
Абигайль издала протяжный жалобный звук. Голова генерала лежала у нее на коленях; женщина качала «раненого», словно ребенка.
— Он потерял много крови! Наша единственная надежда — Уайт-Плэйнс! Личного врача генерала вызвала к себе одна тамошняя семья. Пожалуйста, господа, именем короля, дайте проехать!
Хэнкс засуетился.
— Барнет! Помоги оттащить бревно в сторону. — Потом Джейкобу: — Давай! Гони! Я догоню вас и провожу до города!
Джейкоб собирался было отказаться от такого эскорта, но Абигайль резко оборвала его.
— Хорошо. Кучер, вперед! Быстро! Я не могу понять, дышит генерал или нет!
— Проезжайте, проезжайте! — подал голос Хэнкс.
Бревно убрали с дороги, и Джейкоб погнал лошадей во весь опор. Минутами позже мимо них проскакал страшно серьезный Хэнкс. Он пристроился впереди фургона. Так они ехали почти двадцать минут. Наконец Абигайль пересадила «генерала» в угол.
Затем попросила Джейкоба остановиться, что он и сделал. Хэнкс, как и ожидалось, развернулся и подъехал к ним.
Солдат сунул голову в фургон. Абигайль только этого и ждала. В обеспокоенное лицо Хэнкса ткнулось дуло револьвера. Джейкоб взял из рук ошеломленного солдата мушкет. После чего, следуя советам Абигайль, отпустил лошадь англичанина, а его самого заставил раздеться почти догола. Они отправились дальше, а смущенный солдатик остался сиротливо стоять на дороге. Джейкоб тихо посмеивался себе под нос.
— Есть здесь что-то, сделанное не из воска? — крикнул он Абигайль.
Она глянула на восковой револьвер, валявшийся рядом с ней на сиденье, и пожала плечами.
— Я же говорила: мне пришлось много думать над тем, как следует вести себя в той или иной ситуации.
Они миновали Уайт-Плэйнс. Далее начиналась нейтральная полоса. Это была территория беззакония, в чем имели возможность когда-то убедиться Джон Андре и Исав Морган. Джейкоб весь подобрался — беглецы в любую минуту могли встретиться с дезертирами обеих армий.
Небо только-только начало яснеть, ночь отступала. Взору беглецов открылось стальное мерцание реки Гудзон.
«Почти дома», — подумал Джейкоб.
Внезапно, словно из-под земли, выскочил конный отряд, человек двенадцать, и окружил фургон. Все произошло до того стремительно, что Джейкоб даже не успел спросить спутницу, предусмотрела ли она такой поворот событий. Если это англичане, можно вновь воспользоваться «Арнольдом». Но что, если это американцы? Интересно, как быстро Абигайль сможет вылепить лицо генерала Вашингтона.
Всадники были одеты в разномастную одежду. Обтерханную и грязную. Ворье. Пока мародеры держали на мушке Джейкоба и Абигайль, один из них, мясистый бородач, кряхтя, слез с лошади и шагнул вперед. Самоуверенная, неторопливая походочка этого человека указывала на то, что ему нравится контролировать ситуацию и держать в своих пухлых, грязных руках жизни людей. Бородач был облачен в американский мундир. Судя по знакам отличия, это был сержант.
— Парни, мы тут такую красотку сцапали! — Он с вожделением глянул на Абигайль. — Так, что мы имеем? Премиленькую пташку, ее папашку и… — посмотрев на Джейкоба, — мужа? Надеюсь, ты не муж, потому как если муж, мне придется тебя кокнуть. Я не прелюбодей. У меня есть мораль. — Он снова похотливо глянул на Абигайль. — Но нет ничего предосудительного в страсти к вдовицам.
В эту самую минуту Джейкоб его узнал. Сержант Вернет из Вэлли-Фордж. Тот самый мошенник и игрок в орлянку, жульнически прибравший к рукам обувку Бо. Благодаря Абигайль они преодолели большую часть пути, а дальше? Джейкоб оглянулся назад, может его спутница подаст какой-нибудь знак. Рука Абигайль лежала поверх одеяла, под ним — восковой револьвер. Медленное движение руки вниз, под одеяло. Джейкоб покачал головой.
Спрыгнув с козел, он вскричал:
— Вернет! Как я рад тебя видеть!
Сержант слегка оторопел. Густые брови сошлись у переносицы. Вернет посмотрел из-под них на незнакомца тяжелым взглядом.
— Мы были вместе в Вэлли-Фордж. Помнишь?
Болезненная гримаса на лице Вернета указала на то, что память не хочет ему повиноваться.
— А я-то как раз отчаянно нуждаюсь в проверенном человеке, товарище по оружию. Ты для меня как благословение Господне.