Хаакон весело расхохотался. Низкорослый протянул мне крохотный пакетик.
— Это яд, приготовленный из слизи болотных устриц. Возьми его!
По телу у меня пробежала нервная дрожь. Устричный яд, я знала, несет человеку страшную, мучительную смерть. Как же они должны были ненавидеть этого Боска, чтобы обрекать его на такие мучения!
— Ну, что? — спросил низкорослый. — Ты согласна? Я обреченно кивнула.
* * *
— Вино, Эли-нор! — крикнул Публиус, выполнявший в доме Боска из Порт-Кара обязанности старшего кухонного мастера. — Неси его на стол!
Дрожащими руками я взяла кувшин с вином и, пошатываясь, понесла его по коридору, ведущему в обеденный зал. У высоких резных дверей я остановилась, чтобы хоть немного отдышаться и успокоиться.
Проникнуть в дом — чего я так боялась — оказалось не так уж сложно.
За пятнадцать золотых меня продали старшему распорядителю дома Самоса, крупного работорговца из Порт-Кара. Сам владелец дома находился в это время где-то в море и возглавлял организованную им экспедицию, целью которой являлись пиратские нападения на купеческие суда и захват невольников.
Выждав удобный момент, организаторы готовящегося покушения отыскали в одной из пага-таверн города старшего кухонного мастера дома Боска — Публиуса, любителя, кстати сказать, хорошо выпить и поиграть в кости, и весь вечер нашептывали ему о том, что в доме Самоса появилась новая интересная рабыня, прошедшая курс обучения в невольничьей школе в Ко-ро-ба, носящая на теле клеймо Трева, и к тому же очень хорошенькая.
Публиус, которому, как оказалось, была нужна новая невольница для работы на кухне, заинтересовался этим сообщением. Я думаю, ему не часто доводилось видеть в стенах своей кухни рабыню для наслаждений, прошедшую специальный курс обучения в Ко-ро-ба. Именно это, как я подозреваю, и явилось основной причиной его потребности в новой помощнице.
Желая угодить находящемуся в отъезде главе дома, в котором он служил, старший распорядитель дома Самоса уступил меня Публиусу за те же деньги — пятнадцать золотых монет, — которые он сам заплатил за мое приобретение. Я, таким образом, послужила своеобразным подарком дому Боска от дома Самоса, поддерживающих между собой дружеские отношения. И Самос, и Боcк являлись, как я узнала впоследствии, самыми авторитетными членами Совета капитанов Порт-Кара — высшего органа городской власти.
Дом Боска мне сразу понравился. Он был хорошо укрепленным, просторным и чистым. Обращались со мной неплохо, следили за добросовестным выполнением порученной работы.
Боcк, мой хозяин — крупный, широкоплечий, по-видимому, очень сильный молодой мужчина — не использовал меня в постельных целях. У него была своя женщина, Телима — поразительная, потрясающая воображение горианская красавица, рядом с которой я чувствовала себя всего лишь земной женщиной — неповоротливой и неуклюжей, мужеподобной рабыней.
В доме проживали и несколько других, не менее привлекательных девушек: темноволосая, очень стройная Мидис — женщина капитана Таба, рослая, со светлыми волосами и небесно-голубыми глазами Тура — женщина широкоплечего гиганта Турнока — крестьянина, непревзойденного мастера в обращении с длинным луком, и, наконец, маленькая хрупкая черноглазая Ула — женщина молчаливого, сдержанного красавца Клинтуса, рыбачившего прежде на острове Кос.
В одной из комнат дома жила также молоденькая симпатичная девушка Вина, ни на миг не расстававшаяся со стройным юношей, матросом по имени Генрис, по общему утверждению — великолепным мастером меча. Среди остальных девушек выделялась свободная танцовщица Сандра — писаная красавица с тонким, изящным лицом, вызывавшая восхищение у всех мужчин дома Боска своим искусством и зарабатывающая на этом немалые деньги. Грамоте ее обучала другая, проживающая в комнате рядом с ней, также свободная девушка из касты книжников — Лума, управлявшая большинством дел этого громадного торгового дома.
Судя по количеству хорошеньких невольниц, Боcк, хозяин дома, понимал толк в женской красоте, что вызывало во мне некоторую тревогу. Однако, несмотря на мои опасения, он, повторяю, не звал меня в постель. Все его внимание было отдано Телиме. Я даже не представляю себе, какой нужно быть женщиной, чтобы завоевать привязанность мужчины, окруженного такими девушками. Горианской женщине, стремящейся добиться расположения мужчины столь высокого ранга и желающей удержаться рядом с ним, нужно приложить для этого немало усилий: горианка никогда не сдается без борьбы, а вокруг всегда находится слишком много женщин, стремящихся занять ее место.
— Неси скорее вино! — крикнул Публиус, выглянув в коридор и увидев меня у дверей обеденного зала.
Он махнул мне рукой и снова скрылся на кухне.
Я вытащила из-за пазухи красной рабочей туники крохотный пакет и всыпала яд в кувшин с вином. Мне сказали, что яда в пакете достаточно, чтобы предать страшной смерти не менее ста человек.
Я взболтнула вино в кувшине и спрятала пустой пакет под тунику. Все было готово.
— Вина! — потребовали из-за двери.
Я поспешила в обеденный зал и подбежала к длинному столу.
Я решила налить вина только Боску, и больше никому: я не хотела, чтобы на моей совести лежала еще чья-то смерть.
На полпути к столу я невольно остановилась. Взгляды присутствующих обратились ко мне.
“Раск из Трева должен жить!” — убеждала я себя.
Мне вспомнилось, как Хаакон насмехался над своим пленником, подвергал его унижениям. Отпустит ли на свободу такой человек, как он, своего смертельного врага, Раска из Трева, даже если я выполню все его указания?
Боюсь, что нет.
Но я уже сделала выбор. Я вынуждена полагаться на слово Хаакона. Отступать мне некуда. Слишком поздно!
Я не хотела никого отравлять. Меня, конечно, вряд ли можно назвать примерным человеком, но я вовсе не убийца.
И тем не менее я должна убить человека!
Мне вспомнилось, как очень давно, в прошлой жизни, моя мать отравила мою маленькую собачку, разорвавшую ее ночную рубашку. Я была очень привязана к этому, пожалуй, единственному искренне любящему меня крохотному существу, с которым я всегда игралась, когда родители меня наказывали или были слишком заняты, чтобы обращать на меня внимание. Она умерла в темном сыром подвале под лестницей, куда уползла с началом первых судорог. Собака выла и стонала, как ребенок, и укусила меня за руку, когда я, вторя ей и обливаясь горючими слезами, попыталась ее погладить.
Теперь нечто подобное я собиралась сделать собственными руками.
— Ну что там, Элеонора? — удивился сидящий во главе стола Боcк. — Я хочу вина! — Он единственный из гориан произносил мое имя так, как оно звучит на Земле.
Я медленно направилась к нему.
— Вина! — нетерпеливо потребовал Турнок. Нет, ему вина я не налью.
