Не очень-то лестно. Но, наверное, прагматично. В ту минуту я поняла, что в качестве супруги Анри не всегда буду занимать в его мыслях первое место, и с этим мне придется примириться.
— Что вас тревожит? — Его губы прижались ко мне, скользнули вдоль шеи к уху. — Что-нибудь не так? Как может разумная женщина находить столько препятствий там, где их вовсе нет?
— Сама не знаю. — Я тоже не могла этого объяснить. Вероятно, такова извращенность женщин. — Вы стремитесь ко мне?
— Вы же знаете, я сумею вас защитить.
— И только? — «А хоть какие-то чувства у тебя ко мне есть? Ко мне как женщине?»
— Я сумею распорядиться вашими средствами и вашей властью.
Я почувствовала, как насмешливо изогнулись его губы, потом он стал слегка покусывать меня, снова лаская мою шею.
— Не сомневаюсь.
— Но я дам вам целую империю.
— Хм-м-м. — Он в это время прошелся языком по моему плечу до самой кромки платья. Глаза у меня закрылись сами собой. — Целая империя мне понравится.
— Не сомневаюсь. — Он снова стал слегка покусывать меня. — Знаете, а я вас хочу.
Ах…
— Вы меня хотите?
— Хочу.
Не слишком учтиво. И вдруг меня стрелой пронзило желание получить больше. Я изогнула шею, взглянула на него, но увидела только густую гриву волос: он старательно целовал мою ключицу. От удовольствия я снова закрыла глаза, но нашла в себе силы задать вопрос:
— В вас, Анри, говорят похоть и желание властвовать?
— Разумеется, я буду любить вас, — ответил он, ни секунды не колеблясь.
— Любить меня?
Я широко открыла глаза.
— Конечно. Неужто вы думали, что не буду?
Он медленно развернул меня так, что мы оказались лицом к лицу, в его глазах я видела свое отражение. Я ни на миг не усомнилась в его словах. Он будет любить меня на свой манер — нетерпеливо, беспокойно; и все же это любовь. В ответ на это мое сердце гулко ударило в ребра: я поняла, что тоже буду любить его. По-своему. В предстоящей совместной жизни мы не всегда будем заодно, но между нами существовало сильное притяжение. Быть может, слишком сильное, чтобы чувствовать себя уютно.
Я застыла не дыша. Не этого ли я и боюсь? Непреодолимого желания принадлежать ему, какие бы условия он ни предложил? Если я люблю его, придется соответствовать тому образцу супруги, который видел для себя Анри. Приемлемо ли это для меня? Но я не видела разумного выбора.
— Выходите за меня, Элеонора.
Так и есть: не ласковая просьба, а настойчивое требование.
Я медленно, глубоко дышала. Очень хотелось уклониться от прямого ответа. Я улыбнулась, и он понял, что я решила.
— Умница! Вот все и решено. — Неожиданно Анри просто засиял. — А вас это привлекает, Элеонора? Стать Супругой Дьявола? После Благочестивого Людовика!
— Ваше предложение весьма интересно.
Я машинально подняла руку и погладила его по щеке, словно всю жизнь так и делала.
Улыбка тут же сбежала с его лица. Анри перехватил мою руку и сжал.
— Богом прошу, Элеонора, я же и так натянут, как струна!
Не задумываясь о том, что его кольчуга причиняет мне неудобство, он крепко прижал меня к себе, заставил подняться на носки, не оставив ни малейших сомнений в том, что жаждет меня изо всех сил.
— Я сейчас лучше уйду. Когда вернусь, мы обвенчаемся. И на этот раз я не уеду, не оставив вам залога моих намерений. До сих пор я и так был слишком терпелив. Но больше этого не будет, великолепная моя герцогиня Аквитанская!
Он поцеловал меня в губы, впервые настоящим страстным поцелуем. Его сильные прохладные губы действовали уверенно, раздвигая мои уста, пока язык не соприкоснулся с языком. Как поразительно этот поцелуй был похож на самого Анри! Откровенный, властный, утверждающий. Теперь я принадлежу ему.
— И не вздумайте искать предлоги увильнуть, едва я выеду из ворот вашего замка! — предупредил он, вздернул голову и поставил меня снова на пол. — Вы же знаете: я не приму никакого отказа.
Боюсь, это я хорошо понимала. Губами он соблазнял точно как дьявол.
Да, быть мне Супругой Дьявола.
Я простилась с ним на парадном дворе, где уже выстроились анжуйские конники. Меня огорчало, что Анри уезжает так скоро, но и просить его остаться я еще не была готова. Раз его ждут более важные дела, пусть так и будет. Он уже вскочил в седло. Я взглянула в его оживленное лицо и вспомнила, что мы не коснулись еще одного вопроса, а я должна его задать — неохотно, но этот вопрос необходимо прояснить до конца. Не думаю, что Анри станет порицать меня за откровенность. Я взялась за повод, придерживая его коня, однако не забывая о своих ногах, на которые могли наступить нетерпеливые копыта.
— Отец знал о вашем намерении жениться на мне? — резко спросила я.
— Знал. Я сказал ему об этом. Потому-то он и согласился уступить Вексен. Поначалу ворчал, спорил, но в конце концов согласился с моими доводами.
Как я и предполагала.
— А то я было подумала…
— Я знаю, о чем выдумаете.
Он протянул свою руку, еще не закрытую кольчужной рукавицей, и неожиданно нежно коснулся моей щеки. Я подняла бровь, пытаясь прочитать мысли по его лицу, не сумела, и его ответ потряс меня:
— Отец говорил, что я не должен на вас жениться, потому что его собственные взаимоотношения с вами… Да черт побери! Зачем ходить вокруг да около? Потому что вы разделяли с ним ложе. Или он разделял с вами, раз уж дело происходило в вашем замке.
— Ах! — Вот оно и всплыло, средь бела дня. — И вы ему поверили?
— Поверил. Я и так давно знал об этом.
Я почувствовала, как румянец жаркой волной залил мои щеки.
— Для вас это важно?
— Нет. Я не вижу в отце соперника, коль речь идет о вашей любви. Если бы между нами встали все наши бывшие возлюбленные, то вам, Элеонора, пришлось бы смириться с целой толпой моих. Я не давал обетов целомудрия.
Жеребец беспокойно заплясал под всадником, и это позволило мне уйти от ответа.
— Вы любили его? — дружелюбным тоном спросил Анри.
— Нет.
— Он вас соблазнил?
— Тоже нет. Я своей волей пришла к нему на ложе.
— Должно быть, у вас были на то свои причины. Да и любая женщина, если она замужем за Людовиком, имеет свои причины искать утешения на стороне. Что ж, отца теперь нет, а вы помолвлены со мной. — Он впился в меня взглядом. — Раз уж мы стали обнажаться друг перед другом… Ходили другие слухи, Элеонора, — из Палестины. Из Антиохии.
Конечно, он не мог об этом не слышать. Какие бы то ни было объяснения не шли у меня с языка. Мне претило объяснять все, что было связано с Раймундом, и не хотелось рушить хрупкие еще отношения с анжуйцем.
