Однако к этому времени тела уже не было в полиции — его отправили в медицинский институт при Токийском университете. В этот день уже нельзя было встретиться с Эйдзи, поэтому нас разместили в гостинице «Джей-ти». Эту ночь я не могла спать. На следующее утро в девять поехали в больницу, где я, наконец, смогла встретиться с сыном. Невольно до него дотронулась, за что меня обругали.
А откуда я знала, что его трогать нельзя? Я ж просто сдержаться не могла. Ёсико тоже его, наверное, трогала, и на нее тоже накричали. Матери же как — пока не потрогают, что холодный, — не поверят. А иначе никто их не убедит.
В голове было совсем пусто, я ничего не соображала. Только нервы напряжены. Плакать я не могла, сдерживалась. Сижу дура дурой, тело движется механически, но и только. А сама соображаю: надо к Будде его достойно снарядить. Когда в голове пусто, даже слезы не текут.
И странное дело: думаю только о том, как рисовые чеки готовить. Двое детей… внуки на подходе уже, рис пора высаживать, то надо, это надо. Есть о чем подумать. И вот собираюсь рис пересаживать, а тут как раз с телевидения приехали.
Отец: Когда дома готовились к похоронам, пришел тележурналист. Я не стал отвечать на его вопросы, но он был очень навязчивым и сопровождал нас до места кремации. Я ему говорил, чтоб уходил, но он не слушался. Стал приставать с вопросами к соседям, и те спросили меня, говорить ли ему что-нибудь. Я ответил: «Ничего не говорить».
Один только раз, уже сидя на тракторе, я ответил ему в микрофон: «Хочу, чтобы того, кто совершил убийство, быстро казнили. Японскую конституцию необходимо изменить. Это все, а теперь уходите». — Сказал, и в поле поехал. А они камеру у дома установили — меня ждут. Поэтому я домой на велосипеде ехал, задами. И еще столько народу приходило, и все — про нас писать. Для журналов или еще чего-то, говорили.
А у меня только одно на уме — как бы рис высадить, иначе… В общем, когда посадка закончилась, я просто рухнул. В голове разные мысли бродят, думаешь и думаешь, конца и края им нет. А толку-то? Малька нашего не вернешь. Приходилось напоминать себе: вечно так нельзя. Но и забыть не получается. Стоит вспомнить, как от горечи все нутро переворачивается.
Я вообще-то сильно не закладываю, но саке мне нравится. Так всякий раз, когда Эйдзи приезжал, мы втроем выпивали — отец с сыновьями. Вот когда саке самое вкусное, ни с чем не сравнится. А как выпьешь хоть чуточку — тут и разговоры пойдут. Так за вечер сё[103]и уговорим. Дружная у нас семья, ни разу не ссорились.
Мать: Добрый он был ребенок. Когда первый раз получил зарплату, нам двоим купил часы. Каждый раз, когда приезжал к нам, привозил племяшам подарки. Из командировок в Америку и Канаду тоже всегда привозил подарки.
Асука еще не родилась, а он уже покупал ей подарки. Не так давно Асука приходила к нам в том платье, которое Эйдзи купил ей в Америке. Вот как он ждал своего первого ребенка… А эти идиоты взяли и убили его просто так.
Отец: Когда произошел инцидент с зарином в Мацумото, полиция префектуры Нагано не провела тщательного расследования. Если бы она это сделала, в Токио ничего бы не случилось. Я так думаю. Если б они в тот раз приложили больше усилий.
Мать: Хорошо, что невестка здорова. Она родила нам хорошую внучку. Я стараюсь об этом не забывать. Если б я все время плакала, как бы я ей после родов помогала? Вот и надо было взять себя в руки, так и держусь.
Отец: А нам надо в поле работать — мы тем и живем. Рис пересадим — надо чеки засаживать, потом цветы с яблонь обирать, опылять… Работа без отдыха. Приходиться держаться. Много работая, устаешь, а если устал, то хорошо спишь. У нас не бывает неврозов, и нам не нужно снотворное. Вот такова крестьянская доля.
Он был очень добрый человек.
А перед смертью казался еще добрее.
Ёсико Вада (31 год), жена погибшего Эйдзи Вада
Вада-сан была беременна, когда погиб ее муж; затем родилась Асука-тян. Средства массовой информации много писали о Вада-сан, поэтому многие о ней знают. Я тоже, прежде чем встретиться с ней, пробежал глазами эти статьи в газетах и журналах, и меня поразила разница между тем образом, который я себе создал, и реальным человеком. Конечно, я произвольно создал у себя в голове этот образ, и никто мне его не навязывал, но влияние СМИ все-таки не могло не сказаться. Короче говоря, они создают тот образ, который хотят создать.
Представшая передо мной в оригинале (а кроме оригинала ничего и не должно существовать) Ёсико Вада произвела впечатление умной молодой женщины. Четко выражает мысли. Когда я говорю «умной», то имею в виду ее здравый смысл, который проявляется по отношению к жизни, к тому, что она предпочитает, к выбору слов. Разумеется, я не встречался с погибшим Эйдзи Вада, но если он выбрал такую жену, думается, сам он был честным и хорошим человеком.
Хотя шок от потери мужа должен быть огромен, и оправиться от него нельзя, все длинное трехчасовое интервью улыбка не сходила с ее лица, и она живо отвечала на самые щекотливые вопросы. Только однажды в конце беседы не удержалась и уронила слезу. Я попросил прощения за то, что вынужден ее расспрашивать.
На обратном пути она проводила меня до ближайшей станции с Асука-тян на руках. Стоял жаркий летний день, и улица была совсем пустынна. За соседскими заборами виднелись счастливые домохозяйки. При расставании я хотел еще что-то сказать, но смог только вымолвить: «Будьте здоровы. Живите счастливо». Вероятно, это и хотел выразить. Но в тот момент я подумал, что слова здесь, наверное, бессильны. Однако мне как писателю можно продолжать работу, опираясь только на них. Возвращаясь один в поезде, я многое передумал.
Ёсико-сан — стопроцентная йокогамка. В ее словах чувствовалось мужество — возможно, потому, что они будут положены на бумагу. Однако в действительности ее речь была естественной, мягкой, полнилась стыдливым юмором. Вновь слушая записанное на пленку интервью, я уловил в ее словах горе тяжелой утраты.
Я родилась в префектуре Канагава[104], но когда училась в начальных классах средней школы, мы переехали в Йокогаму. Там я и жила. Там окончила школу, там же работала в фирме. Я йокогамка и очень люблю этот город. Там все мои друзья — и по школе, и по работе, и по лыжам. Друзья меня спасают. Хотя они почти все имеют свои семьи, но мы иногда встречаемся за барбекю или играем в боулинг. В прошлом году после родов я долго прожила у родственников в Нагано. Воздух там чище, совсем другая среда — это здорово и все такое, но когда я вернулась сюда, то чуть не расплакалась от счастья.
Закончив старшую среднюю школу, я стала работать в Йокогамском Сбербанке, откуда ушла вскоре после того, как вышла замуж. Проработала я там девять лет и одиннадцать месяцев. Если бы проработала еще месяц, получила бы отпуск и премию за десятилетний стаж. Работу я любила, начальство тоже меня уважало, не боялось поручать мне любую работу.
