Может, он попросту защищался единственным доступным ему образом. Потому что она ушла давно, и если бы решающее значение имело время…
Сзади донеслось приглушенное ворчание. Ворчал Дроп, но совсем не по-птичьему. А точнее — так, как ворчит тот, у кого, правда, есть и клюв, и крылья, но приросшие к тигриному телу.
Они изумленно глянули в сторону стола. Попугай постучал клювом по эскизу дома, потом взъерошился и, подражая движениям крадущегося кота, принялся ходить вокруг рисунка. Потом указал крылом на клепсидру и медленно взлетел под потолок.
— Он рехнулся? — поинтересовался Збрхл.
Дебрен не хотел отвечать, но пересилил себя.
— Он, кажется, хочет сказать, что грифон кружит около дома, а солнце уже взошло.
Збрхл мрачно взглянул на чародея.
— Дерьмо и вонь, верно. Ленды он не тронул, потому что она еще ночью, до истечения срока ультиматума… Но теперь он вправе. Только почему дурной бульонщик не может нам это просто сказать?
— Отодвинься, — тихо прервал его Дебрен. — Я пойду один.
— Пойдем вместе. Но ты должен держаться меня. И дома. Глуп тот пехотинец, который в открытом поле воюет. Слышишь? На длину древка от халупы, не дальше.
На улице было светлее, чем они думали. Другое дело, что не требовалось много света, чтобы увидеть снежную бабу. Она стояла против двери и была в добрый локоть высотой.
— Ленда? — В голосе Збрхла слышалась неуверенность. И неудивительно: с их последнего посещения двора многое изменилось из-за снега, который валил с неба огромными хлопьями, ограничивая видимость несколькими шагами. Следы ног находились ближе, но свежей белизны было так много, что прочесть их не смог бы и самый лучший следопыт.
Дебрен присел, тронул рукой снежную фигурку. Осторожно. Белые шары сохранили следы ее пальцев.
— Ленда, — сказал он.
— Эта баба?
— Не затаптывай следов.
Они пошли вдоль стены. Збрхл, кажется, понимал, что дело тут не только в тактике, потому что, хоть постоянно осматривался и ни разу не воспользовался алебардой в качестве явно необходимого ему костыля, все же отнесся к словам чародея серьезно и держался подальше от колеи. А именно так в основном выглядела тропа: как дорожная колея. Ветер и свежий снег уничтожили детали. Здесь кто-то прошел, но Дебрену пришлось спросить себя: а точно ли Ленда? Отдельные воронки были редким исключением, в основном же это была узкая борозда, которую с таким же успехом мог оставить ступающий лапа в лапу грифон. Пискляк был раза в два шире девушки, и расстояние между лапами у него было соответственно шире, но он был кошкой, а кошка, как известно, свободно расхаживает по верху сколоченного из тонких досок забора.
— Странно. — Збрхл тронул снег концом древка. — Если это она, то проходила тут раза три.
Дебрен был с ним согласен. Куст — кажется, шиповник — рос недалеко от стены, и тот, кто оставил следы, первый раз прошел мимо него со стороны дома, а дважды обошел, свернув в глубь двора. Иглы на ветках объясняли причины, но ничего не говорили о том, кто шел. Ленда — тем более если она убежала в одном платье — была более восприимчивой к царапинам, но и покалеченный грифон тоже вполне мог избегать колючек.
Следующую несимметричность они обнаружили там, где девушка пыталась стащить свисающую с крыши веревку — если та заслуживала столь громкого названия.
— Это же кафтан, — удивился Збрхл, перебирая сукно в пальцах. — Она что, сдурела? Не проще ли было шнуром?..
— Шнур надо иметь. — Покачивающаяся Петунка беззвучно появилась у них за спинами, словно бестелесный дух. — А грифоны запретили нам приобретать плетеные изделия. Сети, тетивы… К тому же шнуры были бы мои, а кафтан — ее собственный. Это порядочная девушка. Может, и русалка, но порядочная. Даже платье не хотела брать.
— Платье? — нахмурился Дебрен.
— И верно, — вспомнил Збрхл. — Она спустилась сверху примерно клепсидру назад и спросила Петунку о новом платьице. Наверное, чтобы не появиться перед тобой нагишом. Дурной народ эти бабы. Едва ходит, ноги длинные, как мачты, фигура — что твоя клепсидра, стройная аж страх берет, парень уже готов в ложе, а она вместо того, чтобы подумать, что бы еще с себя снять, о нарядах заботится.
— Если невозможно пояс снять, то лучше его красиво прикрыть, — заметила Петунка. — Но она скорее всего не об этом думала. Просила самое некрасивое и самое дешевое. Платье, значит.
— Платье? — повторил Дебрен.
— Пояс снять невозможно? — удивился Збрхл. — Это что же, застежку у него заело? Что еще за глупости?..
— Платье, — кивнула Петунка. Так решительно, что ее покачнуло. Слегка. Чародей стоял ближе, но именно ротмистр подскочил, чтобы подставить плечо. Она, кажется, даже не заметила. — Надо, говорит, кое-что сделать, могу испачкать или порвать, так что дай самое плохое, какое есть. Ну, я сказала, что для работы лучше портки, что я найду ей какие-нибудь, а она — мол, портки ни в коем случае, нужно именно платье.
— Я же говорил, — похвастался Збрхл. — Бабья суетность. Насколько я понимаю, она хотела, чтобы ты в раж вошел, одежды на ней рвал. Романтичная, но практичная: уж если так, то пусть будет похуже. Говорю тебе, Дебрен: не раздумывай, женись. У нее свои недостатки, но другую такую найти не просто. Только вот не знаю, как ты с одежками из положения выйдешь.
Дебрен смолчал.
— Что она еще говорила, Петунка?
— Я немного выпила, — ответила вроде не в тему трактирщица. — О чем?.. А, ну конечно. О мужиках и детях мы разговаривали.
— Бабы — они и есть бабы, — пожал плечами Збрхл. Дебрен отметил, что это не мешает ему придерживать Петунку за талию. Осматриваться тоже. Другое дело, что в его глазах уже не было прежнего беспокойства. Кажется, он, как и Дебрен, решил, что если грифон не напал до сих пор, то скорее всего уже и не решится. — А поскольку мы не бабы, так, может?..
— А конкретно? — Дебрен смотрел не на него.
— О моем четвертом, — сказала немного тише Петунка. — О том, как меня мужики из Замостков и эти чертовы урсолюды осчастливили.
— Что? — вздрогнул Збрхл. — Что ты несешь?
— А что, разве я не дошла до четвертого? — Водка все еще действовала; ее голос звучал почти нормально, почти беззаботно. — Надо же! Голову бы дала… Они напали на меня, когда я Вацлана в город везла к медику. Кто-то пустил слух, что мальчик крепко грифона покалечил, может, и до смерти. Вот они у тракта засели и меня в наказание всей кучей…
— Мужики? — сквозь зубы процедил Збрхл. — Из Замостков?
— Дурная я, — самокритично отметила Петунка. — С этого начать-то нужно. Потому как и правило трех раз подтвердилось, и второе, которое говорит, что при каждой попытке снять проклятие последствия оказываются все хуже. Мама бесяра наняла, а тут Гвадрик прискакал и мне Вацлана заделал. Я переживала, но не так чтобы уж очень. Я говорю о последствиях, то есть о ребенке. Цедрих бельничан на грифонов повел, трофеев не было; бельничане мне дочку смастерили. Я переживала сильнее, когда она потом умерла. Вацлан пошел на грифона — и опять неожиданная беременность. Если б не выкидыш, то я б еще больше переживала. Потому что родился бы медвежонок. Меня-то и одному из старостовых племянников… наказывать досталось. Он кудлатый был, башка как ведро… Не знаю, как бы я… Наверное, со скалы бы вместе с малышом прыгнула. Как ни говори — а мой ребенок. Получается, что хоть один раз Бог смилостивился. Лучше уж не думать о том, что могло бы случиться, если б вы сейчас Пискляка убили.
