— Эти голубые костюмы похожи на униформу, — фыркнул Сэвэдж.
— Двубортные. А еще очки и белые галстуки. Действительно униформа. Это якудза.
— Что? Но ведь это не…
— Вы называете их японской мафией. В Америке мафиози исключены из общественной системы. У нас же обычной практикой является наем гангстеров политиками и бизнесменами в качестве охраны.
Сэвэдж тупо смотрел на Акиру.
— И населению все равно?
Акира пожал плечами.
— Такова давняя традиция. Даже премьер-министры нанимают якудза в качестве охраны, а на заседаниях бизнесменов и глав могучих корпораций гангстеры присутствуют для того, чтобы никто не посмел задать ненужных вопросов. Они орут. Кидаются стульями. Это общепринятая процедура. Власти терпят гангстеров, а они, отдавая должное, не вмешиваются в перевозки наркотиков и не используют оружия для своих разборок.
Сэвэдж покачал головой, чувствуя, как мир покачивается под его ногами. Как и все прочее, что он узнал о Японии, этот симбиоз истэблишмента и криминального мира вызвал у него состояние, близкое к шоку. И даже больше того: то, что эти якудза-защитники были одеты в некое подобие униформы, казалось полной бессмыслицей, противоположностью тому, чему его всегда учил Грэм, — одеваться так, чтобы ничем не выделяться из толпы, стать хамелеоном.
Но в тот момент его больше всего встревожило напоминание Акиры об огнестрельном оружии. Оно живо напомнило Сэвэджу, что он чувствует себя ущербным, неспокойным, так как оставил “беретту” у Таро. Сэвэдж не мог позволить себе рисковать на тот случай, если произойдет какой-нибудь неприятный инцидент, и в дело вмешается полиция, и его обыщут, обнаружат пистолет. Это и так очень сильный проступок, а тут еще ношение оружия на политической демонстрации — полная “труба”.
— Означает ли твое замечание то, что охрана Шираи не носит пистолетов?
— Это вполне возможно. Хотя есть вероятность обратного, потому что Шираи поднял такую волну по всех стране, что его могут захотеть убрать.
— Другими словами, мы не знаем, с чем нам придется столкнуться…
— Конечно, — ответил Акира. — Это, в конце концов, Япония.
Приближаясь к телохранителям, нахмурясь и слушая рев протестующих на параллельной улице, отражающийся от домов, Сэвэдж с Акирой действовали как единое целое. Словно читая мысли друг друга, они вынырнули из пешеходного движения и остановились у цветочного магазина — надо же было протянуть время, пока Шираи не закончил ораторствовать на демонстрации. В то время как Акира выбирал хризантему, которая ему приглянулась, Сэвэдж встал поближе к двери. Оглушительные крики толпы доносились даже сквозь стекло. Сэвэдж вслушивался, пытаясь уловить различия в скандировании, изменения ритма и громкости, в общем, чего-нибудь такого, что указало бы на то, что Шираи покидает своих приверженцев.
Почувствовав, как покалывают кончики пальцев, он напрягся, поняв, что наконец это услышал. А может быть — не услышал. За последние тридцать секунд Шираи не смог остановить вопли толпы, чтобы закончить свою тираду. Сэвэдж почувствовал, что нервы натянулись, как струны.
Он кивнул Акире и быстро вышел из магазина. Когда японец присоединился к нему, они вместе пошли направо, прямо к охране, и тут увидели, как гангстеры поправляют очки, одергивают пиджаки и становятся “на стражу”. Большинство из них обратили взоры к двери здания, двое открыли ее, встав по бокам. Двое других открыли дверцы лимузина. Лишь несколько человек продолжали осматривать улицу.
“Непрофессионально”, — с облегчением подумал Сэвэдж. Эта ситуация напомнила ему отсутствие дисциплины, позволившее Джону Хинкли-младшему подобраться настолько близко к президенту Рейгану, что он смог выстрелом ранить главу государства, его пресс-секретаря, агента Секретной Службы и вашингтонского полицейского в 1981-м. Рейган выступал с речью в городском отеле округа Колумбия. Кордон охранников ожидал его выхода, выстроившись в линию. Но когда президент вышел из отеля, направился к автомобилю, охранники не смогли удержаться, и обернулись, дабы увидеть своего высокопоставленного киноактера. И пока их внимание было отвлечено, Хинкли и выскочил, несколько раз подряд нажав на курок пистолета.
Сэвэдж, волнуясь, вспомнил интенсивную подготовку, которую он проходил под руководством Грэма после того, как вышел из состава SEALs. Грэм заставлял Сэвэджа раз за разом просматривать кинокадры этого и других — закончившихся более трагически — покушений на высокопоставленных политических чиновников.
— Не смотри на своего принципала! — повторял Грэм. — Ты прекрасно знаешь, как он выглядит! Каким бы высокопоставленным он ни был, твоя задача — не глазеть на него, хотя бы и очень хотелось восхищаться знаменитостью! Назначение защитника — наблюдать за толпой!
Чего как раз и не делали мужчины в двубортных голубых костюмах и белых галстуках.
“Может быть, нам повезет”, — думал Сэвэдж, понимая весь комизм ситуации, по которой он как защитник должен применять тактику наемных убийц.
3
Мышцы шеи у Сэвэджа раздулись. Артерии набухли, кровь быстрее заструилась в них. Из здания вышла группа охраны: в центре ее шел Шираи. Все защитники на тротуаре повернулись к нему лицом, что дало возможность Сэвэджу и Акире подойти к главному объекту на расстояние нескольких футов.
Сэвэдж глубоко вздохнул, сбрасывая с пережатого горла выдуманные им самим руки. Он-то думал, что достаточно подготовился к отчаянно желаемому им самим противостоянию. Но воспоминание добило его. Реальность билась с иллюзией насмерть.
В обалдении он вспомнил бойню — видимый даже в ярком свете дня кошмар в Мэдфорд Гэпском Горном Приюте. Сомнений больше не осталось. Хотя бы фотокамеры и лгали, а газетные фотографии и телерепортажи могли выявить только то, что Шираи лишь походит на Камичи — человек, которого он видел сейчас перед собой, без сомнений, был тем самым принципалом, которого он видел разрубленным надвое в коридоре гостиницы. Даже окруженный толпой охранников, он все равно был очень близко к Сэвэджу, и его лицо оказалось совсем рядом. Шираи и был Камичи. А Камичи — Шираи!
Но Камичи был мертв! Как он мог… Реальность пошла трещинами. Память, оказывается, как и фотокамера, могла солгать.
Шираи — седовласый, сутулый, пятидесяти пяти лет, несколько низковатый и толстоватый, но, несмотря на все это, удивительно очаровательный — потел от прилива энергии, возникшего в результате только что законченной страстной речи. Быстро, но с большим трудом двигаясь по направлению к лимузину, вытирая платком лоб и шею, он осматривал толпу, собравшуюся за спинами охранников.
И вдруг он застыл: коричневая кожа стала смертельно бледной, когда он перевел изумленный взгляд с Сэвэджа на Акиру.
Он закричал, выплевывая пропитанные ужасом фразы, — по-японски. И отступил, указывая на двух человек. Это был кошмар.
Телохранители крутанулись на месте.
— Нет! — крикнул Сэвэдж.
