София вспомнила, какое выражение появилось на лице старшей миссис Керр, когда она заговорила о короле Якове. Она знала, что многие здесь настроены так же.
— Так, значит, вас послали охранять его.
— Да. Покуда он не уедет в Ирландию, в Ольстер, потому что там королю нужны глаза, уши и подвешенный язык, чтобы склонять людей на его сторону. Там я буду не нужен. Но нам придется подождать какое-то время, потому что хворь, скрутившая меня по пути из Франции, одолела его еще сильнее. Он пока что слишком слаб, чтобы путешествовать.
Тут в памяти Софии что-то щелкнуло, забрезжила какая-то связь между только что услышанным и тем, что мистер Керр говорил сегодня за обеденным столом, о человеке, который недавно объявился в Керкубри и заболел.
— А этот ваш шпион, — с улыбкой проронила она, — его, часом, зовут не Макклелланд?
По выражению его лица она поняла, что не ошиблась.
— Дьявол, как вы узнали?
— Обитатели этого дома небезразличны к делам соседей. А ваш Макклелланд, поселившись у своей невестки, дал им повод для пересудов. Я слышала, он хоть и болен, успел постоять за ее честь.
Полковник усмехнулся.
— Я почему-то не удивлен. Она славная женщина. Согласилась принять его, несмотря на то, что они никогда не встречались и она сама едва сводит концы с концами. У нее ведь маленький ребенок, которого тоже надо кормить и одевать. А кто посягал на ее честь?
— Одна женщина строгих нравов.
— Тогда он, наверное, обошелся без грубостей, но, будь на ее месте мужчина, дело бы закончилось поединком, в этом нет сомнения. — Он бросил на Софию проницательный взгляд. — Вы уже встречались с ним?
— Нет.
— Тогда, позвольте, я расскажу вам немного о Дэвиде Макклелланде. Родом он из Керкубри или из его окрестностей. Когда они с братом были еще совсем детьми, их отец заболел и умер. Их отправили в Ирландию, где у них родня. Старший брат Дэвида устроился подмастерьем к меднику, выучился и начал свое дело. Несколько лет назад он вернулся в родные края. Но Дэвид, — веско сказал полковник, — парень совсем другого склада. У него сердце лежит к приключениям, и потому он записался в Королевский ирландский полк и отправился воевать во Фландрию. Это наши противники. Я пару раз видел его на поле боя.
София задумалась и опустила глаза на свои переплетенные пальцы.
— Он был у Мальплаке? — тихо спросила она.
— Был. — София почувствовала на лице его взгляд. — Но ни один человек из тех, кто сражался у Мальплаке, не остался прежним, и Дэвида Макклелланда этот день изменил сильнее, чем остальных.
Она коротко кивнула. За прошедшие месяцы она слышала много рассказов об этом сражении, немало сообщений появилось в газетах и потом живо обсуждалось в гостиных этого дома, поэтому ей было известно, что даже самые бывалые солдаты не могли припомнить другой столь же кровопролитной и жестокой битвы. Хотя София, возможно, и чувствовала обиду из-за того, что Дэвид Макклелланд сражался не с Мори, а на стороне его противников, она понимала, что любой человек, прошедший через этот ужас, заслуживает сочувствия.
Полковник Грэйми тем временем продолжал:
— Он был тяжело ранен и не смог продолжать служить в своем полку, а после этого поступил на службу королю Якову и вел себя так, что никто не осмелился бы усомниться в его преданности.
Ей вспомнились прошлые предательства, которые коснулись ее и Мори.
— Вы уверены, что ему можно доверять?
— Да, милая. Как себе. — Он все еще сверлил ее взглядом. — Я хочу, чтобы вы встретились. Пойдете со мной?
— Что, сейчас? — Она машинально посмотрела на открытую дверь. — Как же я пойду, если все считают, что у меня болит голова? Это неразумно.
У глаз полковника проступили веселые морщинки.
— Вы и раньше совершали неразумные поступки, и ничего, выжили. Пойдем, ваши хозяева вернутся из церкви через два часа, а слугам можете сказать, что решили подышать свежим воздухом со своим дядей, и это самая что ни на есть чистая правда. — Ей был знаком этот взгляд, полковник Грэйми как будто бросал ей вызов, зная, что он будет принят. — Моя матушка всегда говорила, что лучшее лекарство от головной боли — прогулка на свежем воздухе. Так им и скажите.
— Хорошо. Я пойду. — Подбородок ее гордо приподнялся, как в былые времена, и она кивнула.
— Вот и молодец.
На улице она накинула просторный капюшон, который скрыл ее лицо, хотя на Хай-стрит не было ни души. В это воскресенье здесь царила тишь, поскольку все население городка, включая, скорее всего, и вдову Макклелланд, отправилось в церковь. Она спросила:
— А у Дэвида Макклелланда другой родни в Керкубри нет?
— Нет. Теперь нет. Как и в Ирландии — все, кто у него был, умерли.
— Значит, он одинок. — Она знала, каково это, и подумала, что ему, наверное, тяжело было вернуться сюда после ранения, после болезни, когда он так долго жил среди чужих людей.
Полковник как будто прочитал ее мысли.
— Вы с ним очень похожи, — сказал он. — Вам обязательно нужно встретиться. — Они дошли до поворота Хай-стрит, где на пустой рыночной площади одиноко возвышался старый каменный крест.
София засомневалась:
— А что, если он не захочет принимать гостей?
Но полковник Грэйми был более чем уверен, что Дэвид будет рад разнообразить свой досуг.
— Он не из тех людей, которые могут долго валяться в кровати. Он скуки на дух не переносит. Сам я, конечно, собеседник хоть куда, и все же, подозреваю, что за эти недели он от меня порядком устал.
Она улыбнулась, но потом опять посерьезнела.
— Он уже оправился от ран?
Полковник пожал плечами.
— Его хромота останется с ним до конца жизни — он ведь едва не лишился ноги. К тому же ему прострелили грудь под самым сердцем, из-за чего у него так ослабели легкие, что болезнь, которая на нас свалилась на корабле, чуть не доконала его. Но, в общем, можно сказать, что ему повезло. Многие, кто получил такие рамы у Мальплаке, не выжили. — После этих слов он тоже замолчал.
Идти пришлось недалеко. Они оказались у каменного дома с квадратными стенами, зажатого между такими же соседними. Окна здания были открыты нараспашку, впуская теплый весенний воздух.
— Возможно, он спит, — предупредил полковник, когда они вошли, и София остановилась за его спиной, когда он постучал в дверь передней. Последовал быстрый односложный ответ, который София не разобрала, и полковник широко открыл дверь, пропуская ее внутрь.
В комнате царил полумрак — занавески были лишь немного приоткрыты, как будто здесь были не рады дневному свету. Человек, к которому они пришли, стоял у окна, к ним спиной, так что София смогла рассмотреть лишь его уверенно расставленные ноги, плечи и каштановые волосы, собранные на затылке над воротником рубашки. Сюртука на нем не было, лишь брюки и ботинки, и в своей белоснежной рубашке он стоял неподвижно, точно призрак, единственное светлое пятно в погруженной во мрак комнате.
