class="p1">Наконец, они ушли. К вечеру Танюша осторожно пробралась к тому месту, где был костер. Он еще дымился, и среди углей торчала почерневшая алюминиевая банка. На смятой траве валялся пакет и пластиковая коробка из-под плавленого сыра. Танюша собрала все это и ночью сожгла дотла в собственном костре. Кострище она залила водой, раскидала и, как могла, замаскировала ветками. Она делала это машинально, не надеясь на успех: было понятно, что вслед за первыми посетителями следует ждать вторых, третьих и так до бесконечности. Спасительная мембрана незнания была прорвана. Так и случилось. Спустя три дня на противоположный берег пришла веселая крикливая компания с небольшими рюкзачками — должно быть, поход выходного дня от турклуба какого-нибудь колледжа. Теперь за деревьями уже визжала бензопила, а вскоре гладь воды огласилась убийственными электронными ритмами. Слышался басистый смех парней и тоненький — девчонок. Под вечер тот и другой исчезли, и на смену им пришли однообразные пьяные вопли. Кажется, был даже какой-то скандал и драка. На следующий день Танюша, после долгих уговоров себя, решилась сходить к ним. Половины из обладателей вчерашних голосов уже не было, они ушли утром. Те, кто не ушел, выглядели опухшими и больными, включая девушек. Трудно было поверить, что это они, с их хриплыми голосами и мутными глазами, вчера источали серебристый смех. Повсюду валялся мусор. Танюша неуверенно начала говорить что-то воспитательное — она не приготовила фраз заранее, и поэтому получилось запутано и неубедительно. Ее грубо прогнали. Тогда она заплакала и сказала, что присматривает за Озером, и что ей физически тяжело, если остается мусор. А потому пусть они дозволят ей самой убрать за ними. Похмельные студенты не нашлись, что сказать, молча наблюдали, как она собирает их бутылки в мешок, и только под конец догадались заржать.
До конца лета на Озере успело побывать еще около десятка компаний, причем чем дальше, тем чаще они появлялись. Скорее всего, они уже набрели на Озеро не случайно, а шли по чей-то наводке, потому что Танюша больше не слышала истеричных воплей восторга, как в первый раз. В последних числах августа — начале сентября на Озере стояло одновременно три лагеря, и бывало, что музыка, одновременно включенная на соседних берегах, смешивалась над водой в звуковой хаос, подобный ядовитым испарениям. Дружно работали бензопилы. Вслед за их завываниями обычно раздавался глухой размазанный стук — это падало сухое дерево. Впрочем, не всегда сухое. Идя вдоль берега — а Танюша теперь ежедневно, а иногда и по два раза в день, совершала круговые обходы; то, что представало ее взору, доставляло мучительную боль, но она, как наркоман, не могла отказаться от этой странной потребности — она видела срубленные живые сосны. Из них отдыхающие строили скамейки и столы, а иногда сооружали высокие каркасы для полиэтиленовых тентов. Она знала наперед, знала вплоть до каждой секунды, что будет и что за чем последует, и все равно, подойдя к очередному лагерю, начинала слабым испуганным голосом говорить про то, что нельзя рубить живые деревья, что она ухаживает за Озером, и чтобы убирали мусор, и чтобы… Ее обкладывали матом, на нее орали и грозили ей, и иногда — часто этим занимались женщины, в то время как мужики, сидя на бревнах с пивом, весело посмеивались — прогоняли, подталкивая руками и ногами.
«Ионушка, — всхлипывала она, уходя из одного лагеря и направляясь к другому, готовясь к новым унижениям, — Ты видишь, как меня обидели. Разве этим я не искупила своей вины, не прошла испытания?»
Озеро не выражало ничего — ни возмущения, ни сочувствия. Лишь полоса ряби пробегала по воде, и на ней покачивались первые желтые листья, опавшие с берез.
«А может, все это мне просто почудилось? Может, это не Озеро, а просто озеро? Или, может, это все же Озеро, но ему теперь все равно?»
При этих мыслях в груди у Танюши сжимался горький комок, и она скорей спешила прогнать их: «Да нет же, нет, такого быть не может. Ведь была же ванная, была же бутылочка, было же волчье лыко. Это были знаки! Нет, это не просто озеро. Это Ионушка, и он жалеет меня. Просто сейчас он почему-то ничего не может сделать. Ну, или пока что не время. Но потом он придет и заберет меня… Не знаю, как, но заберет!»
Она ускоряла шаг, чтобы одышка перекрыла сомнения, которые всегда поднимались в сердце в ответ на слишком смелые упования. Если в очередном лагере ей не грубили, а тем более — если еще и убирали мусор, то она громко (опять-таки, чтобы перебить сомнения) уверяла себя, что это неспроста, что это тоже знак, посланный Озером. Так она и жила — наматывая круги по берегу, убирая за туристами, заглушая тоску и по многу раз на дню бросаясь от отчаяния к надежде. Сначала она сжигала собранный мусор в костре, но потом, когда его стало слишком много, начали оставаться несгораемые остатки (например, алюминиевые и жестяные банки), да и совесть все чаще напоминала о вреде выбросов диоксинов в атмосферу. И не просто в атмосферу — ведь рядом было Озеро, ему нужно дышать чистым воздухом… Тогда Танюша стала выносить мешки на станцию. К счастью, там был контейнер, и его регулярно вывозили. Мешки становились все больше и тяжелей, но и привычка делала свое дело: вес, который поначалу казался неподъемным, спустя время стал почему-то легче. А еще на станции был ларек, где можно было пополнить запасы провианта и пустых пакетов.
Вплоть до середины сентября, который выдался необычайно теплым, число посетителей Озера непрерывно росло. Они расширили имевшиеся тропинки, протоптали и прорубили новые. Один раз, как апофеоз нашествия, на берег притарахтел мотоцикл, а спустя пару дней — два квадроцикла. «Успокойся, не плачь, — утешала себя Танюша, глядя со своего берега на беспечных ездоков. — Это должно было случиться, и это случилось. Если они станут пилить живые ели, ты просто сходишь туда и попросишь их это не делать. А если они тебя пошлют, ты уйдешь, а потом просто придешь за мусором. Все будет хорошо». Кстати, именно эти квадроциклисты живых елей не пилили, хотя пивные банки все-таки оставили. Потом похолодало, и поток стал иссякать. Бывало, что всю неделю, вплоть до выходных, Озеро никто не тревожил, и только неулетевшие еще птицы переговаривались между собой в кронах сосен. Тогда Танюша безбоязненно уходила на станцию, и там просила продавщицу в ларьке за небольшие деньги чуть-чуть подзарядить телефон. Когда зарядка доходила до пяти процентов и
