тем, что Афанасьев углубился в хозяйственные разговоры с обоими Цешау, я поднялся и ушел к старику Кочеткову. Там громко кипел и пускал пар ведерный самовар. Яков Игнатович в одной жилетке пил чай с кренделями. Он встретил меня очень радушно, почтительно, однако без тени подобострастия, и усадил за стол. От чая я отказался, и у нас сейчас же завязалась беседа по охоте.
Кое-что я тогда записал. Беседа касалась исключительно прежних ивановских лошадей. Кочетков обладал превосходной памятью, и его характеристики были очень метки. Он прекрасно помнил всех лошадей, а о лучших говорил так, будто видел их только вчера.
По словам Кочеткова, из прежних производителей, что пришли еще от Шибаева, был очень хорош Седобокий. Вот что я записал о нем: «Седобокий пришел от Шибаева со всем заводом в 1878 году, был продан Загряжскому в 1885-м. Был очень хорош по себе – таких лошадей любил Сахновский». Резанов в уже цитированной статье писал: «Седобокий – вороной зав. г-на Молоцкого, от Велизария и Экономки. Очень дельная и красивая собою лошадь». Оценка Резанова вполне сходилась с оценкой Кочеткова.
«Потешный был белой масти, в типе старинных лошадей; имел большой рост, был богат костью, с хорошей мускулатурой, но ничего знаменитого в заводе не дал.
Бархатный высоко ценился Сахновским, был красавец, очень дельный. Образцовый производитель».
У меня имеется портрет Бархатного из собрания Сахновского. Судя по этому портрету, Бархатный был действительно замечательной лошадью. Сахновский мне говорил, что он купил Бархатного в Московской заводской конюшне и лошадь эта была во всех отношениях выдающаяся. Бархатный был высочайшей породы – его мать Вихрястая была дочерью Ворона 3-го и Персиянки, матери Варвара 1-го, и дал замечательных дочерей: Дубровку – мать Калача, Разгару – мать Радости (Расторгуева), Приятную-Дашку – мать Пороха (Шибаевой) и т. д.
«Чародей был караковой масти в яблоках, настоящая тулиновская лошадь. Он давал выдающихся по себе лошадей, почему и был отправлен в Даниловское имение, в каретный завод. Считался производителем, неспособным дать резвое». К этим строкам я считаю нужным добавить, что Чародей – отец Генриады, которая дала Милого 1-го. В заводской книге он показан гнедым, но думаю, что определение Кочеткова вернее.
«Баловник белый, небольшой, пробыл в заводе только два года, продан из-за старости 24 лет». Интересно отметить, что Резанов его видел в 1879 году и написал о нем довольно туманную фразу: «Достоин быть сохраненным как заводской капитал». В.И. Коптев сообщал о нем: «Известный знаток и страстный охотник и сам отличный наездник М.И. Бутович в 1864 году пролетел перед глазами всей публики на своем рысаке Баловнике по трехверстному дерновому кругу при громе рукоплесканий, и вопрос об американках был решен окончательно». От себя замечу, что М.И. Бутович ехал на Баловнике в американке.
«Велизарий поступил из Петербурга, продан Сомову. Вороной, сыроватый, очень густой, грузный, настоящая каретная лошадь. Считали, что дать резвых не может». Велизарий завода князя Л.Д. Вяземского – внук роговского Варвара, отец Мечты, одной из самых лучших кобыл Ивановского завода.
«Дезертир белый, имел порочные конечности, выбракован». Дезертир был выдающегося происхождения, он сын Волшебника и Дельфины. Родился у В.П. Охотникова и бежал.
«Табор рыжий, по себе был нехорош, поэтому продан».
«Ларчик и Лёгкий. Оба завода Кузнецова, оба пришли от Шибаева. Блесткие лошади, но не заводские. Особенно наряден был Лёгкий. Лёгкого продали, а Ларчика отправили в Даниловское имение».
«Лебедь белый был очень породен, но неглубок; хорош был на ногах, имел замечательный окорок. Его держали до самой смерти как производителя, дающего резвый призовой приплод». Лебедь пал в заводе в 1884 году, 23 лет. Лебедь – отец знаменитого Лихача, давшего блестящий приплод у Петрово-Соловово.
О Кряже и его отце Красивом-Молодце Кочетков не сообщил ничего такого, что я не знал бы со слов Сахновского.
Более обстоятельно говорил Кочетков о лошадях, рожденных в Ивановке: то были «наши» лошади, как он выразился, и к ним больше лежало сердце старого смотрителя. Вот несколько таких отзывов:
«Космач, рост 5½ вершка. Был караковой масти и замечательного сложения. У него была очень красивая голова с хорошим глазом, лебединая шея, вполне правильные ноги с хорошо развитыми коленями и скакательными суставами, на что всегда указывали генералы из свиты герцога. Сам он был сух и очень породен. Многие считали его идеальной по себе лошадью».
«Крутой, гнедой, был родным братом Калача. За хорошие деньги продан из завода. По себе был замечательно хорош. Выпустив эту лошадь из завода, мы сделали ошибку». Крутой поступил производителем к Комсину, где от полукровных кобыл дал выдающийся приплод. По-видимому, был замечательный производитель.
«Калач заявил себя хорошо на бегах и имел большую известность. По формам был хуже Космача: выше на ногах, легче и не имел той красоты».
В таких разговорах время летело незаметно. Мне надо было возвращаться к Цешау, где уже ждал ужин, поэтому я не мог подробно расспросить Кочеткова о кобылах, но он дал им характеристику по группам и отдельно рассказал про кожинских кобыл, которые меня особенно интересовали: «Дочери Кряжа и Красивого-Молодца были очень однотипны, костисты, породны, имели хорошие шеи, превосходные спины, были широки и утробисты. Почти все были рослые. Дочери Машистого выглядели грубее, проще, мельче, но среди них тоже было много дельных кобыл. Дочери Чародея были удивительно капитальны и вместе с тем нарядны. Серые кожинские кобылы были идеальны, приводили в восторг всех и давали отборный приплод».
Думаю, эта характеристика верна, ибо я слышал от многих охотников восторженные отзывы о кожинских кобылах. Оболонский, рассказывая мне про завод Лейхтенбергского, о Машистой отозвался так: «Безусловно идеальная кобыла!» То же говорил мне и И.И. Казаков, который «вырвал», по собственному его выражению, эту кобылу, когда ей минуло 24 года. До этого ее нельзя было купить ни за какие деньги. Боборыкин в 1893 году написал о потомстве кожинских кобыл следующее: «Не хочется ни отходить, ни отвлекаться, ни спускать глаз. Одна лучше другой!» От этих кобыл все побежало в Ивановском заводе, и из этого гнезда впоследствии вышли такие красавицы, как Мельница, Мегера, Медаль и другие. Лучшей из них была, конечно, Метёлка, которая пришла с шибаевским заводом в 1878 году. Лучшие ее дочери, Машистая и Мечта, стали матками в Ивановском заводе. Буква «М» оказалась исторической для Ивановского завода, ибо на эту букву начинались имена потомков Мётелки, знаменитой дочери великого кожинского Потешного!
В заключение отмечу, что в Ивановском заводе был преинтересный коннозаводской архив. Самая старая его часть почти полностью погибла в огне, уцелели лишь отдельные бумаги, но начиная с 1860 года все документы
