безучастным — как трава. Разум его не перенес ужасов той ночи.
А опечаленный дракон, не найдя в себе запала, запаса душевных сил и духовного величия повторить свой труд, вскоре покинул храм в поисках иных неприятностей на пути в Эдо с караваном, везущим первое сакэ нового урожая. Новый настоятель храма, как и все прочие, только рад были поспособствовать, тем более что дожди теперь шли на диво обильно. Волосы дракона, правда, остались в храме — их подвесили на храмовый флаг и носили по улицам в дни праздника сакэ. Не на каждом празднике можно похвастаться тем, что у тебя на флаге развевается грива дракона.
А сам дракон так и ушел, унося знаки Сотой сокровенной сутры у себя на коже, сомневаясь, что мир когда-нибудь сможет убедить его явить ему ее вновь.
Ибо что для дракона правда — то человеку печаль и ложь. Что для дракона истина — то для человека смерть.
***
— Ого! — воодушевленно воскликнул буйный старик Котэцу. — Вот это всем байкам байка! И я знаю, о каких сакэварнях речь, — то в провинции Отоми, они и вправду сгорели лет двадцать назад!
— Неужто это правда? — неуверенно произнес Саторо Оки.
— Ну, — коротко усмехнулся Нагасиро, скользнув взглядом в сторону своего неуютно молчаливого батюшки. — Это рассказал мне мой дед в пору, когда был еще жив, а более правдивого человека я не встречал за всю жизнь.
— Так тебя назвали в честь господина дракона? — спросил я. — Сильное имя. И тяжкое.
Нагасиро только бровью дернул.
А отец его поспешил возразить:
— Ну что вы! Мы бы не осмелились. Просто звучит похоже, а имя господина дракона искони пишется иными благородными знаками китайского письма…
Выражение лица Нагасиро вполне передавало, насколько он не согласен с такими речами своего батюшки, но добавить ничего не добавил.
— Право же, какая славная ночь! — воскликнул старик Котэцу. — Отродясь не слышал столько занятного за один раз! Нужно будет повторить при случае. Весьма освежает в этакую жару! И для духа радость, и телу полезно, ведь так, доктор? А вы что молчите? Ведь знаете хоть что-то на такую тему? Человек вашего занятия не может чего такого не знать!
— О да, медицина знает много странных случаев, — с готовностью отозвался врач Мокасэцу. — Вот как раз я припоминаю один такой. Спасибо, что дали повод его рассказать. Надеюсь, этому почтенному собранию оно будет интересно, а может, и полезно, кто знает, что в жизни может пригодиться.
Глава 14. Отложенное сэппуку
В одной и старых семей земли Оми, в замке Мацуяма, умер князь Гамо Тадатомо, потомок славного Гамо Ёрисато, погибшего в битве при Сэкигахара. И поскольку перед той битвой он выбрал неверную сторону, род его после установления мира оказался в разряде «удаленных» от Ставки князей.
После этого род его скитался, переводимый от владения к владению, теряя доход, союзников и благосостояние. И в целом существовал этот род только потому, что дед нынешнего сёгуна обещал ему защиту и доход за сохранение верности делу мира в стране. И вот теперь сын столь славного рода умирал, а род его грозил прерваться, и все его приближенные с ужасом ждали его кончины, ибо это означало путь в никуда, двор его будет распущен, владение отдано родственной ветви, занявшей в свое время правильную сторону. Примеры подобных печальных исходов для верных вассалов «удаленных князей» были перед глазами, буквально на днях умер старый соратник князя, и вся его дворня пошла по миру, без пригляда и покровительства, поскольку нынешнее правительство ничего им не предложило. Никто такого для себя не хотел, и шесть стариков, ближайших вассалов и советников князя, сговорились покончить с собой, как только князь умрет. Их ближайшие слуги, числом еще двадцать человек, в верности своей также решили последовать за своими господами.
— Умрет господин, и мы последуем за ним, — говорили они друг другу. Их порыв был столь силен, что привлек людей, даже и не думавших о подобном, их слуг, сыновей и вовсе посторонних.
Когда о смерти господина было объявлено, все они собрались в великой зале княжеского дома и один за другим по старшинству вскрыли свои животы.
Последним был молодой еще балбес копейщик Харада Гондзо, последователь копейной школы Ходзин-рю, здоровенный детина, которого тут и вовсе не должно было быть по его незначительности, но никто так и не собрался прогнать его.
Свершилось обычное в те времена, что нынче совершенно запрещено указом Ставки, самоубийство семьи в трех поколениях вслед за господином, потому что не хотели жить ронинами, а решились следовать за ним и в посмертии своем.
И когда верные вассалы, залив залу содержимым своих вен и желудков, испуская тяжкий последний дух, умирали один за другим, вошла к ним девица, служанка последней жены князя, еще молодой женщины, и воскликнула:
— Вот и славно, никто нас не остановит теперь, мы вернемся домой к родителям госпожи, а ужасный старик муж ее, по всему видать, опился зелья для мужской силы, что я сварила, и надорвался, как мы и надеялись. Хорошо-то как!
— Ведьма, — прорычал, умирая, старший из вассалов, седобородый Мацумото Тэнсин, не раз омочивший свой меч в крови врагов. — Мы покараем тебя.
— Да кого ты теперь покараешь! Ты даже под себя сходить не сможешь! — воскликнула довольная служанка и с хохотом удалилась под бессильный скрежет зубов умирающих воинов.
Умирающий Мацумото Тэнсин обвел глазами залу, разыскивая хоть кого-то, кто еще мог бы покарать служанку, и увидел его.
— Гондзо-копьеносец! — выкрикнул Тэнсин. — Собери свои кишки обратно в рану, замотай живот тканью, догони и покарай эту ведьму! Мы должны отомстить за наш позор: мы не уберегли господина! Ты моложе нас всех, и ты последним вскрыл свой живот, у тебя есть еще не меньше часу, и наш общий гнев тебе в помощь!
С тем старый воин испустил дух, а Гондзо-копьеносец, как ему и приказывали, горстями собрал обратно свои внутренности, перетянул распоротый живот белой тканью, запахнул сверху полами белого кимоно по-посмертному и перевязал поясом. Опираясь на длинный меч в ножнах, он поднялся на ноги и вышел из зала, вызвав вопль ужаса у всех, кто ожидал их исхода снаружи.
— Служанка Фурин! Где она?! — выкрикнул он.
Дрожащие пальцы слуг показали в одном направлении, на покои госпожи, и
