Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
было так тяжко, так страшно, так невыносимо жить, что она просто не справилась. А кто бы справился, господи? В двадцать-то с небольшим и без всякой поддержки? Мы с тобой не в счет, это надо признать. Ты уже наполовину жила в Питере, я была вся в себе, в своих проблемах и бедах. Дядя Боря – ну о чем тут вообще? Смешно. Только собирался выдохнуть – вырастил девку один, без матери, поднял вроде бы. И тут такое! Рожает, идиотка, больного ребенка от заезжего козла и пьяницы, да еще, как оказалось, и наркомана. И мотается, как дура, за этим уродом по городам и весям, пьет вместе с ним.
После похорон он сказал мне, что про наркотики ничего не знал. Не знаю, правда ли это. Все может быть. Мы ведь тоже не знали. А даже если бы и знал! Он ведь тогда только женился, помнишь? Вроде нормальная тетка попалась. Он тоже намаялся – легко ли ему было? Вот-вот. А тут Ганка, больной внук. Понятно, что его жена воспротивилась – на черта ей все это? Сначала неуправляемая падчерица, потом этот несчастный ребенок.
Нет, правда, разве на такое она шла? Нет. Шла она на спокойную пенсионерскую семейную жизнь – дачка, огородик, покой. Кто ее осудит? Ее можно понять.
На кого рассчитывала наша бедная Ганка? Сама ведь росла без матери. Значит, на нас с тобой, самых близких подруг. Больше не на кого – самые близкие и самые родные. А мы?
Дядю Борю и его жену нельзя осуждать за то, что они отдали мальчика. Их можно понять. Они бы его не подняли.
В детском доме у Ганкиного сына я была три раза. На третий мне сказали, что он усыновлен. И, честно говоря, я успокоилась – просто выдохнула, честно. Какая ноша с плеч, какое облегчение! Значит, с меня это снято, ура.
Адреса усыновителей, конечно, не дали – их никогда не дают. Я пыталась выяснить, как он и что. А тетка та, в комитете по усыновлению, смотрела на меня как-то странно, с осуждением, что ли? Уж точно с недобрым прищуром. А потом и выдала:
– Ну если вас так волновала его судьба, Александра Сергеевна, что же вы, дорогая? Вы ведь замужем, так? Сама уже мать. Могли бы взять ребенка-то вашей, как вы говорите, лучшей подруги! Сестры – как вы говорили!
Я тогда и сдулась. Окончательно сдулась. Противно было и стыдно.
Действительно, все это выглядело неважно. Две лучшие подруги, здоровые и крепкие женщины, а испугались.
Но я не могла. Не могла решиться. К тому же я была почти уверена, что Миша никогда не согласится на это. А я сидела дома, с Аськой. Не работала – кормильцем был он. Впрочем, каким там кормильцем? Смешно. Мы всегда считали копейки.
Но я его так и не спросила – мучилась, мучилась, страдала, не спала по ночам, а не спросила! Когда рассказала ему про усыновление, он сказал: «Надо было нам его забрать, Аля. Все-таки он тебе не чужой». Вот так, Сонь. Плохо я о нем думала, о Мише. А зря. Потом, при разводе, выяснилось, что зря. Повел он себя благородно, помнишь? С неверными женами так благородно не поступают.
Но, знаешь ли, одно дело мучиться, а другое – решиться и сделать.
А я не сделала, не смогла. Еще часто думала. А Ганка? Ну, если бы зеркальная история, наоборот? Меня бы не стало, а Ганка осталась на этом недобром свете? И знаешь, я почти уверена – нет, не почти, – наверняка! Ганка бы забрала мою Аську, точно тебе говорю.
А ты? Ты об этом не думала? Наверное, нет. Ты была уже далеко, в Питере. А когда уезжаешь куда-то, строишь новую жизнь, все видится немного не так, немного по-другому, верно?
А я была рядом. Каждый день проходила по нашему двору, мимо ее подъезда. Вот так.
Спустя много лет мне показалось, что я встретила Ганкиного гитариста – а может, ошиблась. Очень, очень похож. Хотя он был красавцем, а стал каким-то хануриком. По-прежнему волосатый, правда, теперь абсолютно седой – неровные и неряшливые патлы, которые ужасно выглядели на немолодом человеке. Старые рваные джинсы, потертая, грязная, засаленная куртешка. Жуткие остроносые башмаки из восьмидесятых годов, типа ковбойских сапог. Музыканты носят такие, мне кажется. И глаза – вымершие, тусклые, без толики эмоций и каких-либо мыслей. Пустые глаза пропойцы и наркомана. Хотя странно, он выжил? Несмотря на все? Чудно. А может, это был и не он, я точно ведь не уверена. Может, просто похож.
Вспоминает ли он – хоть иногда, – что его любила прекрасная рыжеволосая женщина, родившая ему сына и покончившая с собой из-за этой любви в самом расцвете лет?
Вряд ли.
А ведь мы могли ее остановить, Сонь! Вылечить, образумить, уговорить – ну, я не знаю… Поддержать как-нибудь.
Если бы мы знали… Но каждый из нас жил своей жизнью. Нет, наверное, это нормально. Каждый отвечает за себя – ты права, как всегда, ты права, Соня.
Да! Недавно, кстати, звонил Галкин, мой бывший, ты представляешь? Я и сама обалдела! Сто лет не слышались, а тут! У него все в порядке, он в Мюнхене, я тебе говорила. Работает в какой-то энергетической компании старшим инженером. Зарабатывает прилично, по его же словам. Имеет дом, родил двух дочек. Посетовал: «У меня одни девки, Аля!» Дочки удачные, обе студентки. Не замужем, у них рано не выходят – его слова. Типа, надо встать на ноги, окончить вуз, найти хорошую работу, купить квартиру. А уж потом… Это, конечно, намек на Аську – выскочила замуж «чуть свет», тут же родила одного, потом второго. Институт бросила, работы нет – куда уж, с двумя-то детьми! Сидит на голове у матери, в жутких условиях. Ну и кому хорошо?
Он прав, Соня. Конечно, он прав. Кажется, она повторяет мою судьбу – судьбу неудачницы. Карма матери – кажется, так сейчас говорят? Миша прав. Бросить институт – какая глупость! Никогда этого ей не прощу. Идиотка. Как можно сейчас без высшего, а, в наше-то время? Точнее – не в наше. Нашим я его не считаю. А ты? Так вот, опять я о своих баранах. Вот бросит ее этот, с позволения сказать, муж, мой нелюбимый зятек. И что? Куда она пойдет? Опять ко мне на шею? Сколько я смогу тянуть этот воз?
Ну вот и что получилось – я вырастила полную дуру (потому что
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
