— Дилана?
— Да.
— Лан рылся в архивах на тему родителей Колдера до того, как в центре все стало совсем плохо.
— Совсем плохо?
— Совет подозревал меня… нашу лабораторию, — тут же поправляет себя заучка, но я успел заметить эту оговорку, — в том, что Стеф удалось уйти, в том, что в прессу просочилась информация о наших исследованиях.
— Больше они так не думают, — говорю я, гладя руки Эм от запястий до локтей и выше. Она держит их на моей талии, тоже поглаживает. Кажется, что, как и мне, зануде необходимы вот такие прикосновения. Это тоже заводит.
— В таком случае все упрощается. В общем, Лан сможет помочь.
— Хорошо, я подумаю, кого еще можно дернуть.
Эмили вдруг отстраняется, внимательно всматривается в мое лицо, непонятно что именно там ищет, но всматривается очень внимательно.
— Ты так просто отпустишь Колдера? Я понимаю, — тут же мотает она головой, — два альфы на одной территории, в одной стае и все дела, но вы очень близки, так долго были вместе.
— Отпущу, если он этого захочет. А он захочет. Не скрою, мне будет чертовски не хватать засранца, но мессенджеры никто не отменял, да и… Канада не такая уж и большая.
На миг снова воцаряется тишина. Эмили обдумывает то, что я сказал. Обдумывает как-то очень сосредоточенно.
— А меня отпустишь? — спрашивает волчица, и моментально выбивает почву у меня из-под ног, перекрывает дыхание, ломает хребет. Мне очень хочется сказать ей «нет», мне хочется опрокинуть ее на чертов диван, стереть ее последние слова не только из своей памяти, но…
— А ты хочешь уехать?
— Не хочу, — говорит Эмили. — Очень не хочу. Не хочу так сильно, что готова…
— Всегда есть «но», да? — не даю я договорить. — Это «но» твоя работа?
— Да, — произносит волчица тихо. — Я не знаю, что случилось возле аэропорта, не понимаю, как у меня получилось разорвать связь с Ричардом. Но получилось. И мне надо с этим разобраться, чтобы… чтобы не только у меня был этот шанс, понимаешь?
Еще бы я не понимал, но от понимания ни хрена не легче.
— Его труп в морге? — уточняет зануда.
— В морге, — киваю, подтверждая.
— Хорошо, я хочу выкачать у него пару галлонов крови, — ухмыляется Эм, ее голова все еще опущена, а в голосе кровожадные нотки. — Пусть хоть раз в своей жизни сделает что-то полезное. Так ты отп…
— Нет, — говорю, обхватывая пальцами подбородок и заставляя смотреть на меня. В темноте кабинета глаза Бартон мерцают, как ведьмовские. — Не отпущу, но тебе и не обязательно уезжать, ты можешь работать здесь.
— Здесь нет…
— Будет, — пожимаю плечами, снова ее обрывая. — Завтра сюда приезжает твой директор… или кто он там у вас, Фэллон. Думаю, мы договоримся.
— Марк… — Эмили выдыхает почти ошарашенно, глаза становятся шире. Она сейчас очень забавная. Мне кажется, что я в первый раз вижу, как заучка чего-то не понимает, почти слышу, как с невероятной скоростью вертятся шестеренки у нее в голове. Но, пожалуй, с разговорами на сегодня стоит завязывать. Потому что в ее взгляде столько всего помимо этого удивления. Потому что пахнет она невероятно искушающе, потому что тоже не может перестать ко мне прикасаться. Потому что мне чертовски сложно сдерживаться, потому что я и без того непростительно долго ждал.
Я поднимаюсь на ноги вместе с Бартон, отчего Эмили шумно вдыхает, и выхожу из кабинета, иду в спальню. Я хочу ее. Я очень ее хочу. И я очень соскучился. И ждать больше не могу. Мне нужны ее губы, и она подо мной и на мне, ее стоны, ее крики, ее движения. А все остальное может катиться в ад, разговоры в том числе.
И, судя по тому, что я читаю в зеленых омутах напротив, заучка примерно того же мнения. Она обхватывает меня ногами и руками крепче, когда проходит первое удивление, прижимается всем телом, целует, а потом прикусывает шею. Выводит какие-то узоры языком, жарко дышит, снова путает пальцы в моих волосах, начинает ерзать и тереться.
Желание подскакивает так, что я только чудом не врезаюсь в мебель по дороге, нахожу ее губы, врываюсь языком в рот, ощущая себя подростком, дорвавшимся до бесплатных видеоигр. Языки сплетаются, дыхание еще чаще…
Черт!
Эмили приподнимает голову, снова касается моей шеи, опять прикусывает. Из моей груди рвется рычание. Животное внутри сходит с ума, скребется и царапается. Требует…
Кстати, об этом…
— Эм… — слова находятся с трудом. В мозгах туман. — Я не уверен, что… сдержусь, я не уверен, что смогу контролировать зверя, я…
— Не контролируй, — довольно шепчет она, снова находит мои губы, снова касается. И я отвечаю на поцелуй, пью ее дыхание, вкус. Но… что-то вдруг меняется.
Эмили замирает, застывает, окаменев, поднимает голову и разжимает ноги.
— Твою мать… — смотрит разочаровано и зло, все еще тяжело дышит. Глаза огромные, губы влажные.
Мы стоим у двери в спальню, в темном коридоре, и мне не нравится напряжение в ее теле, досада на лице, злость во взгляде.
— Что?
— Марк, — она почти стонет, утыкается головой мне в грудь.
— Что, Эм?
— Придется контролировать…
— По… — я хочу спросить почему, но через миг и до меня доходит. — Бля… — вырывается непроизвольно. — Как долго? — тоже дурацкий вопрос. В мозгах немного проясняется. И ответ всплывет сам собой — до тех пор, пока она не поймет, пока не создаст вакцину.
— У тебя совсем не осталось той гадости, что ты колола себе? — спрашиваю, потому что не уверен, что получится справиться с собой. Не после того, как она дала мне зеленый свет.
— Три пузырька, — бормочет Эм. — Но… Филипп может привезти еще. Сыворотка в маш…
Я хватаю Эмили за руку, снова не давая договорить, и тяну вниз за собой, выуживаю другой рукой телефон, нахожу контакт Фэллона и протягиваю мобильник Бартон. Мы оба почти бежим, мы оба вслушиваемся в гудки.
Сколько там сейчас времени в Эдмонтоне? Часа два ночи?
— Скажи ему, что, если он не привезет эту дрянь, его развернут еще в полете.
— Ты серьезно настроен, да? — усмехается Эм. Я киваю. — Филипп… — начинает она.
Дальше я не слушаю, выскакиваю на улицу, открываю багажник ее тачки.
Хорошо, что парни пригнали ее сюда. Очень предусмотрительно.
Эмили продолжает говорить, толкает меня бедром, заставляя сдвинуться в сторону, и сама начинает рыться в сумках. С победным возгласом выуживает свой стремный чемоданчик и тянет меня назад к дому. Багажник так и остается открытым.
Нам обоим плевать.
Трубку она кладет, когда мы снова у дверей спальни. Первая заходит внутрь, тянет меня за собой, а потом толкает на кровать, бросает рядом сумку, склоняется над ней.
