В первую атаку пленимарцы бросили вперед не войско или корабли, не магов-некромантов с их демонами, а множество детей, забытых на побережье у Скалы.
Глава 48
Крестьянин, ехавший в своей телеге домой после торгового дня в Эро, заметил маленькую девочку, плакавшую на обочине дороги. Он спросил, где ее родные, но девочка была то ли слишком застенчива, то ли слишком напугана и молчала. Судя по ее грязным башмакам на деревянной подошве и тускло-коричневому платью из домотканой шерсти, девочка была не горожанкой. Может, она вывалилась из фургона какого-то фермера? Крестьянин выпрямился и оглядел дорогу в обе стороны, но никого не увидел.
Он был добрым человеком, и, поскольку приближалась ночь, а помощи девочке ждать было явно неоткуда, он не нашел ничего лучшего, как посадить ребенка в свою телегу и привезти домой, к жене. Девочка сразу перестала плакать, как только он поднял ее в телегу, но продолжала дрожать. Крестьянин закутал ее в свой плащ и дал ей кусочек жженого сахара, который купил для своих маленьких дочурок.
— Мы тебя пристроим на ночь с нашими девочками, там тебе будет тепло, как долгоносику в мешке с овсянкой! — пообещал он и щелкнул языком, заставляя лошадь тронуться с места.
Девочка чихнула, потом со счастливым видом принялась сосать сахар. Родившись немой, она не могла сказать этому человеку, что не понимает его слов. Но она знала, чувствовала, что он человек добрый — это было понятно из звуков его голоса, из того, как он с ней обращался. Он был ничуть не похож на тех чужаков, что увезли ее из родной деревни в лодке, битком набитой ужасно печальными людьми, а потом ночью бросили одну на дороге.
Она не могла поблагодарить крестьянина за сахар, и от этого ей стало немножко грустно, а в груди и в горле возникло какое-то горячее ощущение.
Глава 49
Мрачная зима навалилась на Эро. На каждом доме и над каждой лавкой висели мокрые, изорванные ветром в клочья траурные знамена в память о принцессе Алии. В Новом дворце все стены, от королевских покоев до комнат судомоек, почернели либо приобрели серовато-коричневый оттенок. А дождь все лил и лил.
Дворцовые слуги тихонько ворчали и жгли в кадильницах во всех коридорах травы с резким, острым запахом. В новом обеденном зале компаньонов повара заваривали горчайшие травы дризидов, очищающие кровь.
— Это открытая зима, — объяснил Молай, когда Тобин и Ки стали жаловаться на погоду. — Если земля не замерзает, дурные соки сгущаются, особенно в городах. И ничего хорошего от этого ждать не приходится.
Вскоре его слова оправдались. Красно-Черная Смерть разгулялась с новой силой, яростно кося людей вдоль восточного побережья.
Нирин тайком перевез Налию, которой было уже почти двадцать лет, в Сирну. Благодаря отдаленному расположению крепости и тому, что корабли в нее заходили редко, ни саму крепость, ни деревню рядом с ней болезнь не задела. Девушка и ее кормилица пришли в уныние при виде своего нового дома, но Нирин поклялся, что здесь он будет навещать их чаще.
К началу месяца достина «птицы смерти» сожгли более двадцати домов у залива Эро, заперев внутри еще живых затронутых чумой обитателей.
Но это не остановило болезнь, она продолжала расползаться. Чумные дома были обнаружены рядом с зерновым рынком, и зараза уже распространилась по окрестностям. Семь больших домов с множеством обитателей и святилище Сакора были сожжены в этом районе, но кое-кто из перепуганных жителей успел сбежать и унести чуму с собой.
В середине достина любимый театр компаньонов «Золотая нога» был закрыт, а все, кто в нем работал — актеры, костюмеры, парикмахеры и вся прислуга, — были заперты в карантин.
Тобин и Ки ужаснулись, услышав эту новость. Это ведь были те самые актеры, которые приезжали в замок в дни королевской охоты по случаю дня рождения Тобина; со многими из них юноши подружились.
«Золотая нога» располагалась всего в пяти кварталах от ворот Нового дворца, и компаньоны особенно ощутили эту потерю, когда король вообще отменил все приемы и послал компаньонам приказ, запрещавший покидать дворец вплоть до особого распоряжения. Но ведь и в первый месяц после похорон все развлечения тоже были запрещены, так что теперь юноши почувствовали себя и вовсе как в ловушке.