— Да, но все равно я думаю, что суд не доказал…
Я снова вмешался:
— Давайте на минуту предположим, что вы неглупый человек. Как вы думаете, почему О'Брайен убегал, если был невиновен?
— Он запаниковал.
— Ну а какова его собственная хиленькая версия того, что произошло?
Уатсон потер шею.
— О'Брайен сказал, что они с Тайсоном разговаривали и вдруг кто-то выстрелил через открытое окно.
Я скептически улыбнулся.
— Открытое окно? На улице было 3 градуса. Кто в такую погоду держит окно открытым?
— О'Брайен сказал, что в комнате было накурено.
— Следствие установило, что ни О'Брайен, ни Тайсон не курят.
— О'Брайен сказал, что в комнате было уже накурено, когда они вошли.
— О'Брайен сказал то, О'Брайен сказал это, — зло оборвал его Ротуэлл. — Вы верите всему, что он говорит. Почему? — Он подался на стуле вперед. — Не собираетесь ли и вы тоже купить новую машину, если вынесение вердикта будет блокировано?
Уатсон побледнел.
— Послушайте, я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали. Я требую извинений!
Миротворец Вэттер поднял руку.
— Я думаю, мы все устали и проголодались. Что, если нам устроить перерыв?
Мы послали за кофе и бутербродами.
Вэттер, Ротуэлл и я сели со своими чашками кофе за одним концом длинного стола.
Ротуэлл ел без всякого аппетита.
— Предположим, что дело кончится, как и первый процесс?
— Будем надеяться, что нет, — вздохнул Вэттер.
Ротуэлл свирепо взглянул на Уатсона, который ел в одиночестве.
— Он не сделает такой глупости, чтобы сразу купить машину. Он спрячет деньги до тех пор, пока не будет безопасно их тратить.
— Давайте не будем делать поспешные выводы, — остановил его Вэттер. — Может быть, он искренне верит, что вина О'Брайена не доказана.
Это был уже второй суд над О'Брайеном за убийство Мэтта Тайсона. Первый процесс кончился блокированием жюри. Одиннадцать за обвинение, один за оправдание.
Спустя три дня после роспуска прежнего жюри тот присяжный заседатель, который настаивал на оправдании, купил новый автомобиль. Это было замечено его соседями и не ускользнуло от внимания властей. Было также установлено, что за день до этого на его счет в банке поступило пять тысяч долларов.
Сейчас ему предъявлено обвинение, и, хотя он ни в чем не признался, очевидно, что О'Брайен сумел подкупить его.
Мы подождали, пока секретарь суда убрал чашки и тарелки, и вновь заняли свои места за столом.
— Мистер Уатсон, правосудие осуществляет свою миссию особым образом, — начал Вэттер.
— Да?
Вэттер кивнул.
— Вы читали о рэкетирах, которых отправляют в тюрьму?
— Конечно.
— И вы, наверное, заметили, что они редко проходят по статье рэкета. Обычно их судят за что-нибудь другое — например, за уклонение от уплаты налогов.
— Да.
— И они получают необычно суровый приговор, не правда ли? Десять лет? Даже пятнадцать?
Уатсон молчал, ожидая, что последует дальше.
Вэттер улыбнулся:
— К обычным нарушителям уплаты налогов, как правило, относятся весьма снисходительно. Штраф, возможно, или условное наказание, иногда тюремное заключение на короткий срок. Но рэкетирам дают максимальный срок и максимальный штраф.
Уатсон кивнул.
— Вы понимаете, в чем тут дело? Фактически судья выносит ему приговор не за уклонение от налогов, а за все преступления, которые за ним известны — но которые нет возможности доказать.
Уатсон вздохнул:
— Я понимаю, что вы хотите сказать, однако…
— Даже если вы считаете, что его вина в совершении данного преступления не доказана, вы наверняка должны знать, что он виновен во множестве других. Вам следует признать его виновным в самом факте преступной жизни, которую он ведет.
— Пожалуй, — неохотно согласился Уатсон. — Но тюремное заключение — это одно, а… Я хочу сказать, что если мы признаем его виновным, то в этом штате такое преступление карается смертью.
Ротуэлл полуприподнялся на стуле.
— Так вы поэтому не хотите признать О'Брайена виновным? Потому что он пойдет на электрический стул?
Уатсон старался избежать его взгляда.
Ротуэлл повысил голос:
— Прежде чем вас избрали в состав жюри, вас спрашивали, не возражаете ли вы против смертной казни. И по-видимому, вы ответили, что нет, иначе вас бы не было сейчас в этой комнате.
Уатсон покраснел.
— Да, я не был против… и сейчас не против. Но… этот Тайсон не лучший из наших сограждан… и О'Брайен, можно сказать, сделал благое дело. — Он сглотнул. — Не кажется ли вам, что смертный приговор — слишком суровое наказание для такого случая?
Некоторое время в комнате была тишина, потом Вэттер спросил:
— Сынок, неужели ты хочешь, чтобы убийца свободно разгуливал по улицам?
— Нет, конечно нет. — Уатсон глубоко вздохнул. — Но допустим, что наше жюри блокирует вердикт. Это же не означает, что О'Брайена выпустят на свободу. Будет еще один процесс, и в следующий раз его признают виновным.
Мисс Дженкинс была шокирована.
— Мистер Уатсон, вы понимаете, что вы говорите? Вы в действительности считаете О'Брайена виновным, но хотите, чтобы кто-то другой сделал за вас… грязную работу.
Вэттер печально покачал головой.
— Значит, вы думаете, что будет еще один суд над О'Брайеном?
Уатсон провел пальцем под воротом рубашки.
— Ну конечно.
— Что ж, может быть, — печально улыбнулся Вэттер. — Но я не очень в этом уверен. Теоретически вести процесс по делу О'Брайена можно до бесконечности, до тех пор пока не будет вынесен тот или иной вердикт. Но когда блокированы два жюри подряд, обвинительная сторона начинает сомневаться. Достаточно ли данных по делу, чтобы убедить суд присяжных? Стоит ли продолжать тратить время и деньги, вновь созывая суд, чтобы в результате, быть может, опять не получить вердикта от жюри? Или даже получить решение об оправдании? Не исключено, что обвинителю это все надоест и он скажет: «Я не в состоянии найти двенадцать присяжных заседателей, у которых хватило бы честности и мужества отправить О'Брайена туда, где ему надлежит быть. И черт с ним тогда. Мы отпустим его. Значит, он как раз то, чего заслуживают граждане этого города. Они сами виноваты».
Уатсону было явно не по себе.
