После молитвы начались вопросы и ответы: одинокий голос звучно и звонко задавал вопросы, на которые отзывался низкий рокочущий хор. В глазах у Джулианны защипало, ей пришлось проморгаться, но к тому времени, как предметы вокруг вновь обрели отчётливость, Имбер уже отвернулся от неё и смотрел прямо перед собой, а его лицо было скрыто тенью.
Джулианна тоже посмотрела вперёд и только тут поняла, что вызывало среди стоявших у стены приглушённые вздохи. Над алтарём возник огромный знак Господа, и холодный голубой свет бежал по бесконечной двойной петле.
— Возлюбленные братья мои! Все мы служим Господу — и те, кто поднимает меч в борьбе за веру, и те, кому это не разрешено, те, кто охраняет Святую Землю, и те, кто живёт, трудится или путешествует по ней. И не менее нас дороги Господу женщины, ибо без них у Него не стало бы новых слуг, а у нас — детей. Лицезрение брачного обряда всегда есть благословение, вдвое более драгоценное, если союз заключается между великими домами, чьи сыны станут вождями мужей своего поколения. Я же сегодня трижды благословлён, ибо мне выпало этот обряд свершить…
Голос прецептора был чист и гармоничен, словно песня, но песня только разгорячила бы кровь Джулианны; голос же прецептора баюкал и успокаивал её. Она с радостью позволила этому голосу литься ей на душу, подобно бальзаму, и перестала прислушиваться к словам.
Её взгляд неудержимо влекло к знаку Господа, к бившемуся в нём свету. Он походил на свет в пещере, но был словно разделён на две части, посветлее и потемнее, и части эти бежали друг за другом по знаку, но не сливались даже там, где петли пересекались между собой, и бились в разном ритме.
Прецептор взмахнул рукой, и Джулианна с Имбером шагнули вверх на ступеньку. Элизанда с Карелом остались позади, и Джулианна почувствовала, как ей не хватает успокаивающей руки подруги. Тогда она скрестила руки на груди и подняла голову, вновь устремив взгляд на сияющий знак.
Ей показалось, что волны света замедлили свой бег, но зато стали светиться ярче. Джулианна нащупала собственный пульс — он бился точно в ритме одной из волн, она видела это совпадение и ощущала его.
Вторая волна, как ей показалось, билась чуть быстрее. Джулианна украдкой взглянула на Имбера и сцепила руки, чтобы у них не было возможности коснуться запястья жениха и проверить догадку.
— Господь милостив ко всем чадам Своим, но некоторым из них Он дарит особое благословение. Таков Его сын Имбер, наследник графа Элесси; такова Его дочь Джулианна, рождённая на земле дочерью королевской тени…
На земле? Разве она на земле? Джулианна не чувствовала своего тела, оно исчезло, растаяло. Она стала светом, играющим по воле Господней; глаза её, должно быть, сияли ярким бьющимся голубым цветом. И глаза Имбера — тоже.
— Возьмитесь за руки, дети мои.
Джулианна услышала слова прецептора, но не пошевелилась, не могла пошевелиться, ибо её тело оставило её, погрузившись в сияние. Имбер сам протянул руку над разделявшей их пропастью, и его тонкая кисть обхватила руку Джулианны. Его пальцы легко легли на её ладонь, не сжимая, не вкладывая в руку силы. Её кожа зазвенела от его прикосновения, и Джулианна вспомнила пещеру — и не осмелилась сжать пальцы, испугавшись того, что могло скрываться в ней и в нём.
Теперь волны света бежали вместе, не сливаясь, но вместе, словно кометы на одной орбите. Джулианна почувствовала пульс Имбера и увидела бьющееся в такт сияние; велела своему собственному сердцу биться быстрее, чтобы поспевать за ним — и сердце повиновалось, и вторая волна света догнала первую.
— Поднимитесь и дайте мне ваши руки.
Джулианне не хотелось шевелиться, пусть бы этот миг продлился вечно, чудо осталось с ней навсегда. И вновь Имбер шагнул первым, увлекая за собой девушку, и протянул прецептору её руку в своей. Она тихо вздохнула — прецептор разъединил их руки, но его мягкие пальцы не могли заменить руки Имбера.
Сияние на стене позади прецептора замерло, каждая волна в своей петле знака, у того места, где петли соединялись. Волны бились в такт и чего-то ждали.
— Эти кольца я надеваю вам в знак того, что отныне и навеки вы принадлежите друг другу. Носите их с верой в Господа, чей знак они образуют вместе, и пусть двое станут одним.
Холодный золотой ободок скользнул на мизинец правой руки Джулианны, а второй такой же — на левый мизинец Имбера. Прецептор взял их руки и поднял, а потом заставил кольца соприкоснуться.
Два луча вспыхнули и смешались, слились друг с другом и стали единым светом, таким ярким, что глядеть на него было невозможно. Но он тут же угас, увял, словно цветок, Джулианна услышала наступившую тишину, и сердце у неё упало.
— Поцелуй её, сын мой.
Сухие губы Имбера коснулись её губ. Света больше не было, были только его глаза, серые и полные сомнения.
Пускай вокруг поют, пускай пламенеет знак, пускай под ним что-то происходит — это всего лишь обычная служба, обычная вечерняя служба, за которой обязательно последует проповедь. Зазвучала новая экзальтированная молитва, Джулианна услышала позади шарканье и шорох и догадалась, что собравшиеся в зале преклоняют колена. Имбер вновь взял её за руку. Шаг в шаг они стали спускаться по ступеням, пока рука Элизанды не коснулась спины Джулианны, направляя её шаг. У подножия ступеней Имбер и Джулианна преклонили колени, и Джулианна снова бросила косой взгляд на мужа. И опять ничего не смогла разглядеть — только полускрытый тенью профиль. Если Имбер и почувствовал её взгляд, он ничем этого не показал.
Маршал Фальк прочёл проповедь, вновь призывая братьев к оружию, к походу на Сурайон. Джулианна подумала о том, что чувствует Элизанда, слыша, как её народ и её саму обрекают на смерть как еретиков и колдунов. Сама Джулианна сохраняла спокойное выражение лица, но слушала вполуха. Этим вечером её заботили совсем другие вещи, её одолевали сомнения, вопросы и страхи за себя и за других, и страстное желание — это уже только для себя — утишить пробиравший до костей трепет, который нельзя было — невозможно было — обязательно надо было — с кем-то разделить, иначе жизнь ничего не стоит, и от всего этого только сильнее голова шла кругом.
Когда служба наконец была окончена, когда многоголосый, потрясший весь зал крик превратился в единственную резонирующую ноту, растаял в собственном эхе и наконец стих, магистры выстроились в два ряда и прошли между Имбером и Карелом, между Джулианной и Элизандой. Кое-кто из магистров, проходя, приподнял подол рясы, чтобы не осквернить одеяние прикосновением к женскому платью.
У алтаря остался только прецептор. За спиной Джулианны слышалось шарканье — это расходились монахи, но девушка не вставала с колен и не отнимала руки у Имбера. Тот не шевелился, а сама Джулианна не знала, как полагается поступать в таких случаях.
Первыми встали с колен Карел с Элизандой, поклонились новобрачным и помогли им подняться на ноги.
Джулианна встала, не выпуская руки Имбера и не глядя на него. Если он хочет, пусть смотрит, а она не станет.
