Рубильник находился в руках у лорда Азриела. В его власти было включить или выключить северное сияние. Или воспользоваться им как источником энергии. Рядом с нартами на снегу валялась гигантская катушка, и провод от нее шел наверх, в небо. Из черной темноты, хлопая крыльями, на плечо лорда Азриела спустился ворон. Лира сразу поняла, что это не птица, а альм ведуньи. Значит, ведуньи помогают ее отцу. Это они подняли свободный конец провода выше самых высоких звезд.
Вот он опять включил северное сияние.
Все уже почти готово!
Лорд Азриел повернулся в Роджеру и поманил его пальцем. Мальчик обреченно двинулся ему навстречу. Он дрожал, захлебывался от плача, умоляюще протягивал руки, но все равно, помимо своей воли, шел, куда велели.
— Беги! — отчаянно крикнула Лира. Она рванулась к Роджеру, пытаясь дотянуться до него.
Пантелеймон прыгнул вперед и выхватил Сальцилию из пасти пумы. Стремительной молнией метнулась могучая Стельмария на своего обидчика. Альмы детей, ежесекундно меняя обличия, вступили в бой с врагом.
Огромная пума разила наотмашь могучей лапой с острыми как бритва когтями. Ее зычный рев заглушал все вокруг. Дети бились с ней, или, может быть, они бились с теми зыбкими формами, от которых самый воздух казался густым, с теми смутными, неясными завязями, растворенными, рассеянными в потоках Серебристой Пыли. А сполохи северного сияния над головой становились все чаще, и сквозь мерцающую завесу проступали то стройные пальмы, то синее озеро, то дворец с колоннами. Они казались совсем рядом, словно луч прожектора выхватывал их из темноты, словно до этого волшебного мира оставался всего один шаг.
Последним, отчаянным усилием Лира дотянулась до пальцев Роджера. Она рванула его за руку, увлекая мальчика за собой, и дети помчались прочь от лорда Азриела, но внезапно несчастный ребенок закричал пронзительно и страшно. Его альм, Сальцилия, снова билась в когтях у страшной пумы. Лира однажды сама испытала эту нечеловеческую боль, от которой все рвется внутри. Она пыталась остановиться…
Но остановиться они не могли.
Снег под их ногами начал проседать и неудержимо ползти…
Верхний слой снежной толщи, плотно утрамбованный ветром, разломился на части, и его обломки понеслись вниз… с трехсотметровой кручи над бездной.
— ЛИРА-А-А-А!!!! Спаси-и-и!!!!
Лишь стук двух сердец…
Лишь побелевшие руки, вцепившиеся друг в друга.
И высоко-высоко над ними — то самое, немыслимое…
Словно удар копья поражает небосвод, усеянный чистыми звездами. Поток света, поток чистой энергии бьет в него, как стрела, пущенная ввысь из лука, и вспарывает цветную завесу северного сияния. Страшный звук, в котором слились воедино скрежет, треск, скрип, хруст, потрясает вселенную до основания, и в небе возникает твердь…
Солнце!
Солнце, которое превращает в расплавленное золото гривку золотистого тамарина…
Сход лавины внезапно прекратился, словно на пути у нее вырос невидимый прежде уступ или барьер, а на утоптанном снегу вершины рядом с белой пумой откуда ни возьмись вырос золотистый тамарин, и оба альма, вздыбив на холках шерсть, устало и непреклонно смотрели друг на друга. Хвост обезьяныша стоял торчком, словно древко знамени, хвост пумы беспокойно ходил из стороны в сторону.
Тамарин осторожно протянул маленькую лапку, пума грациозным движением выгнула шею, и черная ладошка коснулась потупленной головы.
Лира ошеломленно перевела глаза на миссис Кольтер, которую сжимал в объятиях лорд Азриел. Свет рассыпался вокруг них снопами искр и лучей, словно рожденных яндарическим напряжением.
Но как же так? Откуда? Наверное, миссис Кольтер шла за ней по пятам, но тогда каким же образом ей удалось преодолеть ту страшную пропасть, мост же обрушился?
Лира беспомощно сглотнула.
Ее родители, вместе…
Отец и мать в объятиях друг друга.
Ведь это даже представить себе невозможно…
Внезапно глаза девочки расширились от ужаса. Она поняла, что держит в руках щуплое мальчишеское тело. Роджер был мертв. Он лежал, такой неподвижный, такой спокойный, уснувший вечным сном…
С вершины до девочки доносились голоса ее родителей. Сперва матери:
— Но они никогда не позволят…
Потом отца:
— Не позволят? Но мы не в детской! Разве кто-то может позволить мне больше того, что могу я сам? Теперь этот путь открыт для каждого, кто дерзнет!
— Они не допустят, пойми! Они все перекроют, а любого, кто попробует пройти по твоему пути, предадут анафеме и отлучат от Церкви.
— Всех не отлучат! Таких людей будет очень много, слишком много! Им с нами не справиться! Открой глаза, Мариза, ведь это конец Святой Церкви, конец власти Магистерия, конец векам мракобесия! Открой глаза и взгляни на этот свет, ведь это светит солнце иного мира! Так подставь же его лучам свое лицо, почувствуй его тепло на своей коже! Ну же, смелей!
— Эти люди слишком сильны, Азриел, они могут все. Ты не знаешь…
— Я не знаю? Я? Да есть ли на свете хоть один человек, который знал бы лучше меня о том, сколь велика власть Церкви? Поверь, Мариза, я знаю это на собственной шкуре. Но я знаю и еще кое-что. ЭТО — сильнее Церкви. И Серебристая Пыль изменит все, а ее теперь не остановить.
— Значит, вот о чем ты мечтал? Задушить нас? Сделать так, чтобы весь мир погряз в грехе и мраке? Ты этого хотел?
— Я хотел вырваться отсюда. И я сделал это. Мариза, взгляни на эти пальмы у моря. Ты чувствуешь дыхание ветра? Это ветер новой вселенной. Подставь же ему лицо, пусть он растреплет твои волосы…
Лорд Азриел сорвал с головы миссис Кольтер капюшон и рывком повернул ее навстречу свету, так что прелестное лицо ее запрокинулось к небу и волосы рассыпались по плечам. Лира смотрела на родителей затаив дыхание. Только бы не выдать себя! Только бы они не посмотрели вниз!
Миссис Кольтер покачнулась, словно у нее закружилась голова, и прильнула к лорду Азриелу, словно ища у него поддержки.
— Нет, нет, — в отчаянии шептала она, — не могу. Они вот-вот будут здесь, Азриел. Им известно, где я…
— Так не мешкай! Пойдем со мной! Уйдем отсюда, из этого мира.
— Я не… смею…
— Ты? Не смеешь? Твоя дочь ответила бы иначе! Твоя дочь смеет все! Стыдись!
— Тогда забирай ее, на здоровье. Твоего в ней куда больше, чем моего.
— О, не лукавь, Мариза, не лукавь. Ты взяла ее к себе, ты пыталась вылепить из нее свое подобие. Значит, тогда ты считала ее своей дочерью? И она была нужна тебе?
— Увы, Азриел, я опоздала. Она слишком неподатлива, слишком упряма… Но где она? Ведь я же гналась за ней по пятам…
