без охраны настолько ошеломило Николаева, что он, испугавшись, повернулся лицом к стене, ожидая страшного и немедленного разоблачения. Но Киров прошел мимо и даже не обратил на него внимания.
Николаев развернулся и двинулся за вождем, следуя за ним по длинному коридору на расстоянии трех метров.
Киров заметил странного, низенького, кривоногого человечка, и его бледное лицо с перепуганным, безумным взглядом показалось ему знакомым. Человечек неожиданно повернулся к нему спиной, точно не хотел, чтобы его узнали. Киров прошел мимо, пытаясь вспомнить, где же он видел эту уродливую с длинными руками фигуру и бледную нервическую физиономию? Память почему-то вытащила Кобу, Паукера, но уродец был с ними не связан, Киров это чувствовал. Искать надо было совсем в другом месте, и все же испуганный незнакомец совсем недавно попадался ему на глаза, был связан с ним. Но как, когда?..
Николаев оглянулся. Никто за ним сзади не шел, и одно это было уже чудом. Они шли вдвоем по пустому коридору, шаги гулко печатались в тишине, в кармане преследователя лежал наган, и никто не мог помешать униженному безработному и оскорбленному мужу отомстить за все муки и страдания, что он испытал за долгие восемь месяцев. Широкая спина вождя чуть покачивалась на коротких кавалерийских ножках. Нет, он будет стрелять в затылок, бить наверняка, чтобы ненавистный ему Киров никогда бы не смог прикоснуться к Мильде, бедной Минце! Дети вырастут, поймут и оправдают несчастного отца. Сам Бог услышал и помог ему!
Имя Мильды пронеслось в памяти Кирова, и он вдруг вспомнил, где видел этого кривоногого человечка: в том страшном сне, в поезде, а потом на перроне вокзала, когда уродец извивался, как червяк, в толпе и буравил его ненавидящим взглядом на привокзальной площади. Это он внес в его душу страх и сумятицу, а теперь явился и сюда. Киров тотчас вспомнил и описание Николаева Борисовым, и все совместилось: муж Мильды шел за ним по пятам.
Но чего он хочет от него? Накануне Чудов сообщил ему, что Николаев прислал еще одно довольно странное письмо, и они условились обсудить этот вопрос после партактива и пленума. Но его безумное лицо… И вдруг острый холодок пробежал по спине: он пришел, чтобы расправиться с ним. Эта мысль так ясно и жутко отпечаталась в сознании, что Киров невольно замедлил ход, боясь вспугнуть безумца и спровоцировать его на отчаянный выстрел. Он слышал крадущиеся шаги за спиной, чувствовал запах терпкого пота. Сергей Миронович уже подходил к дверям кабинета Чудова, в нескольких метрах была дверь, где он мог укрыться и вызвать охрану. Киров намеренно не стал оборачиваться, надеясь, что преследователь не станет наносить удар в спину, до двери осталось три метра, когда раздался резкий сухой щелчок, и пуля ударила Кирова в голову, он полетел вперед, свет на мгновение померк, наступила полная темнота, но еще через секунду впереди словно чиркнули спичкой, вспыхнул светлячок, начал медленно разгораться, а еще через мгновение яркий, ослепительный свет заполнил все пространство, и уже бывший секретарь ЦК перестал ощущать вес своего тела.
Из трех выстрелов Киров был убит самым первым. Пуля попала в затылок, и смерть наступила мгновенно.
Увидев, как Киров упал, Николаев дрожащей рукой поднес револьвер к виску, но электромонтер, случившийся рядом, в ярости запустил в убийцу отверткой. Она попала в лицо Николаеву, когда он готовился спустить курок. Выстрел прозвучал, пуля даже не оцарапала щеку. Николаев же, мысленно успев попрощаться с жизнью, без сознания рухнул на пол.
40
Сталин выковыривал из трубки густую черную смолу, похожую на застывшие капли налипшей крови, и раздумывал о том самом покушении 30 августа 1918 года на заводе Михельсона, о котором до сих пор ходило столько противоречивых слухов. Свердлов никогда не был при Ленине «серым болванчиком», каким казался Троцкому Киров при Сталине. Коба знал Якова Михайловича еще с Курейки. Они недели две прожили вместе, а потом разошлись, потому что Свердлов сразу же стал диктовать свои условия, не скрывая презрения к Кобе, простому боевику, который и в ссылке обязан заниматься тем же: ходить на охоту, бить птицу и варить обед нижегородскому мыслителю. Сталин предложил дежурить на кухне по очереди, но Свердлов отказался. «Не царское это дело!» — с иронией бросил он, дав понять, что даже в Грузии старшего брата почитают за хозяина. Коба чуть не пристрелил его из ружья. Но сдержал гнев и переехал жить в другое село. Троцкий как-то сказал Кобе в двадцать третьем, когда началась грызня из-за того, кто заменит Ленина: «Жаль, нет Якова Михайловича! Он бы показал Зиновьеву, кто в Кремле хозяин!» После переезда в Москву в марте восемнадцатого Свердлов и стал хозяином Кремля, подчинив себе все службы. К нему бегал Дзержинский, и только потом шел к Ильичу, докладывая то, что разрешил Яков Михайлович, ибо незачем по пустякам отвлекать Ленина, считал он.
Коба хорошо запомнил фразу Свердлова, брошенную при нем Бонч-Бруевичу, управлявшему хозяйством Кремля: «Ну что вы заладили: «Ильич, Ильич, что он скажет! Надо думать, что я скажу! А понадобится, мы и без Ильича управимся!» Наглый, резкий, самодовольный. И умный. Он все время был как бы в тени, но именно он решал все. Зайдет к Ильичу, они пошушукаются, выходит:
— Чего стоишь? Я тебе что сказал?
— Но Владимир Ильич…
— Иди и делай, что я тебе приказал! Все!
После тех выстрелов на заводе Михельсона все и перевернулось. Но какой талантливый был расчетец! Три выстрела, и вся власть перешла к нему, за пару месяцев он так закрутил гайки, что красная диктатура победила полностью. И бороться стало не с кем и бить некого. Среди своих, конечно. Тогда и принялись за чужих.
Вот чего не хватает Кобе. Трех выстрелов. Но в себя стрелять глупо. Лучше в ближнего. Ворошилов, Молотов? Но кто из-за них будет плакать? А потом они не секретари ЦК Кагановича знают только в Москве. Жданова вообще никто не знает. Киров — лучшая фигура. Тем более что он сам хочет быть теперь честным и неподкупным. Такой и должна быть трагическая утрата партии, за которую он рассчитается со всеми по полному счету. Надо только, чтоб Кирыч немного поработал
