да еще изнутри прикрепленные. На такие двери у них много времени уйдет. Не десантники же они с полным вооружением.
— Но и мы там не можем долго сидеть!
— Сколько сможем — просидим, — убеждал Сава. — Ты пойми, что тут хоть какая-то безопасность есть, а сколько их вокруг — мы не знаем. Выйдем, а они тут как тут. Ты соображай.
И поволок Ирму в проем.
Воронов, может быть, и возразил бы, и обдумывал еще долго, но послышались радостные голоса.
Он глянул на часы. Половина второго.
Голоса приближались.
Воронов плотно закрыл дверь и заклинил скобу так, чтобы снаружи ее открыть было вовсе невозможно, но остался у двери.
— Ты осторожнее все-таки, — посоветовал Сава. — Пуля, она — дура. А то иди сюда, тут удобно.
Он посветил фонариком, демонстрируя своего рода лестничную площадку, где стояла широкая скамья.
Сейчас на этой скамье сидела спеленатая Ирма с кляпом во рту и что-то мычала.
— Чего хочет? — спросил Воронов, и Ирма всем лицом показала, что он ведет себя нехорошо, недостойно.
— Чего баба хочет? Известно, мужика отругать, — спокойно ответил Сава.
Ирма замычала еще громче и стала ворочаться.
— Совсем, как я, час назад, — будто проводя экскурсию, сказал Воронов Саве.
Тот ухмыльнулся:
— Вишь, как оно бывает.
Посмотрел на Ирму оценивающе, потом сказал Воронову:
— Может, в самом деле, сказать хочет что-то важное, а? Рот-то откроем, а заорет — сразу и прикроем.
Повернулся к Ирме:
— Слышала?
Та закивала.
— Все поняла?
Ирма закивала еще сильнее.
— Ну, ладно.
Сава вытащил кляп.
— Что же вы за звери такие, а? Женщине в рот грязную тряпку запихали…
Сава долго ждать не стал, снова поднес кляп к лицу Ирмы.
Та отвернулась:
— Ладно, помню… Вы оба на что рассчитываете-то? Мои парни эту дверь все равно сломают и вас вытащат.
Сава пристально посмотрел на нее, подождал, пока она замолчит.
Спросил тихо, с расстановкой:
— Ты уже догадываешься, кто я?
Ирма кивнула. Видно было, что она боится, но старается держать себя в руках.
— Ты их хорошо знаешь, поэтому ответь: есть среди них такие, как я?
Ирма молчала, и Сава продолжил:
— Значит, много. Дальше. Вспомни: мои в вашей среде в авторитете или сявками бегают?
Ирма продолжала молчать, и Сава снова сделал вывод сам:
— Значит, если я выйду и скажу, кто я такой, то «мои» «твоих» сразу за шиворот возьмут, так? Вот и думай, девонька…
— А если я скажу, что ты Федора убил? — уже в отчаянии выкрикнула Ирма.
— Ты не ори, не ори, — напомнил Сава. — Договаривались же… А Федор… Карабины все еще в растяжке укрепленные, среди твоих наверняка есть охотники, которые разберутся, кто и куда…
— Да что ты ее уговариваешь, Сава? — вмешался Воронов. — Вчера вечером мы все — Федор, она и я — были в их лагере. Я был связан так, что сам ползти не мог — не то, что бежать. А сегодня они нас находят тут, в семи-восьми километров от прежнего лежбища. Значит, кто кого волок? А если вы — меня, то как бы я сам Федора-то, а?
Ирма молчала.
— Ты отмолчаться, что ли, думаешь? — сел рядом Воронов. — Давай-ка все по порядку.
— Тебе же Федор пел, как соловушка, — с сарказмом ответила женщина.
— Ну, какой из мужика «соловушка», — в том же тоне возразил Воронов. — Мне тебя хочется послушать.
— Про что?
— Про жизнь, конечно. Ты ведь не Федор, который следом за твоей задницей шел куда угодно! У тебя свои резоны, свои цели, а?
— Клевцов вроде где-то нашел план этого «чертова городища» и собирался его вскрыть полностью.
— Что за план, откуда, как вскрывать хотел?
— Что и откуда — не знаю. Он еще в прошлом году хотел это сделать, но тут появился этот… Анатолий Викторович. Весь такой сладкий… липкий… противный… Останется ночевать, так о том, какой он мудрый политик и какие у него перспективы рассказывает больше, чем трахает, — усмехнулась Ирма. — Он как-то Клевцовым управлял. Он для чего-то требовал, чтобы Клевцов написал, будто в области и вообще тут, за Уралом, хотят отделиться от России.
— Это-то ему зачем? — удивился Воронов.
— Не знаю. Знаю только, что Борис на это сетовал и все прошлое лето провел
