кажется жилы на лице вылезли.
— Отпусти! Ты не видишь, что творит эта ненормальная старуха? Или ты слепой совсем?!! — я продолжила тише, но с не меньшей яростью, и потянулась опять к ручке, когда за спиной прозвучал стальной рык гортанным басом:
— Я приказываю, женщина!
Вдоль хребта побежал настоящий мороз, а все эти тряпки, корона и остальные побрякушки оказались противны. Мне стало обидно и неприятно. Ведь появилось чувство, что я его вещь, которую он шикарно одел, назвал своей Княгиней и привязал к себе. Сама же я ощутила себя пустым местом. Ничего не стоящей для этого мужчины куклой.
Медленно повернулась к Славу, и не могла поверить в то, что видела. Передо мной сидел совершенно холодный кусок камня. Даже его взгляд стал тусклым и грозовым, как небо над нашими головами.
— Ты не выйдешь из этой машины, пока не успокоишься и не поймёшь, наконец! Ты — моя жена! Ты Княгиня! А эта девочка — смерд из улицы, которого привели во дворец, чтобы прислуживала и не умерла она. Так всё выглядит, Станислава. Таков порядок!
Сухой тон, совершенно безэмоциональный взгляд и жесткое, хмурое выражение лица — вот то, на что я смотрела в немом ужасе и злости.
— Кто ты? — прошептала и поняла, что в моих глазах рождаются слезы, — Как ты можешь…
— Могу, Станислава! Могу, потому что это твоя ошибка! А не моя… — Всеслав скривился и закрыл глаза, а потом тихо почти беззвучно прошептал, снова посмотрев на меня, — Я ничем не могу помочь, Стася… Ничем, потому что таков закон. И если эта девочка там, значит Мирослава доказала, что она не невинна. А следовательно… Катерина соврала тебе с самого начала. Да и не стал бы Рад… — Всеслав замер, осматривая моё лицо и сменяя взгляд на тот, который я помнила, — Не стал бы муж выкрадать и скрывать девицу, если бы не делили постель они, Стася. Это сказки, и ты сама это понимаешь. Она его женщина, и я знал об этом с самого начала.
Я вырвала руку из его хватки и глубоко вдохнула. Воздух, попавший в лёгкие будто покрыл коркой льда изнутри. Стало нестерпимо и настолько гадко, что во рту вкус желчи заиграл. Всеслав продолжал смотреть на меня, а с тем исчезал его взгляд. Невозможный омут с ободком лунного света. Его не было больше. Только серое, мутное и до жути холодное небо.
То, что удалось построить между нами — связь и та страсть, с которой мы смотрели друг другу в глаза — всё это исчезло за секунду, когда я услышала, как толпа заорала словно скот в сторону Кати.
Все чувства к этому мужчине осыпались пеплом, когда даже сквозь плотное стекло окон салона донеслись крики:
— Потаскуха!
— Поделом ей!!!
— Морана забрала нашего Воеводу из-за грязного смерда!
— Да славится имя матушки смотрительницы Мирославы!
— Закон един для всех!!!
Я ещё раз осмотрела с дрожью фигуру Всеслава и прошептала мертвым голосом, ехидно и сквозь слезы улыбаясь:
— Закон для всех един? Ваше Величество, а вы не хотите выйти из салона этой кошерной консервной банки и поведать народу своему, как спали до свадьбы с княжной в этих стенах?! А? Я даже знаю, как её зовут? Ольгой кличут. Внучка она, той самой прославленной Матушки блюстительницы порядка, черт бы вас всех побрал!!!
Всеслав казалось не двигался совсем, однако лишь услышав это, на лице мужчины пролегла тень. Молодые, точёные и красивые черты, которые я успела посчитать лицом своего мужа, исказила гримаса понимания и злости.
— Иди, Слав! И не забудь сказать, что и я не была невинной до нашей… — я скривилась и словно выплюнула это, — брачной ночи! Вперёд! Народ требует единого закона для всех, Государь!!!
С этими словами отвернулась и уверенно открыла дверь, но не успела и выйти, как охрана и дружинники окружили со всех сторон. Толпа гудела так, словно начался новый ритуал. Только в этот раз не невесту выбирали, а истязали ни в чём не виновную девочку.
"За любовь…"
Я встала и еле сдержала слезы. Не могла ни видеть, ни слышать этого кошмара. Однако понимала, и помнила слова Арысь:
"Он ваша опора. Покуда вы единое целое, вы в состоянии уничтожить вместе любого. Однако лишь потеряв расположение Государя, Мирослава воспользуется этим тут же. И вы сгинете, Княгиня. Вы не наша, вы чужачка, и не готовы к тому, что вас ждёт дальше. Потому уничтожить вас, что пальцем щёлкнуть — никаких усилий! Помните! Можете кричать и биться в истерике, спорить и перечить наедине сколько вам угодно. Но на публике… Сделав подобное при всех, этот мужчина отвернется от вас навсегда. Ибо позор для правителя, который не способен совладать даже со своей женщиной. Он может править над всем миром, но его шея — это вы Государыня. Будьте мудрее. Этим законам и принципам не сотни, им тысячи лет! Вероятно как в нашем мире, так и в вашем!"
Звуки пропали, исчезли совсем. Закрыв глаза глубоко вдохнула и сжала руки в кулаки. Сердце гулко билось в груди, и слышала я лишь его стук. Однако, как только глашатай объявил о том, что на площади княжеская чета, тишина словно упала прямо с неба. Замерли все голоса, а люди — вся толпа немедля склонила головы передо мной и Славом, который обошел автомобиль и встал рядом со мной.
Боковым зрением я уловила, движение от машины, которая следовала за нами. От неё к нам медленно шли князья. Все трое остановились в паре метров от меня, однако я смотрела только на заплаканную девушку. Катинка стояла на коленях в каких-то невообразимых лохмотьях и плача, еле дышала. Она качала головой, смотря на меня, потому что знала — от того, чтобы превратить это место в чистилище меня отделял лишь путь к ней.
Нога вздрогнула, а я подалась вперёд, но Катерина почти упала на помост и закричала:
— Я виновата! Я! Не надо милости, Ваши Величества! Государь… И… И… Государыня! Простите недостойное поведение слуги вашей! Я готова… — она прошептала это и вдохнула с дрожью воздух, умоляя меня взглядом не делать ничего, — Я готова принять наказание! Пусть…
— И это правильное решение, дитя!
Только услышав этот голос, который прозвучал за спиной от заезда и ступеней к центральным вратам, я подумала что прямо сейчас готова разодрать эту тварь на куски. Смотря на то, что было передо мной, я почти готовилась к тому, что эта женщина не уйдет от меня без криков о
