служба обрела прочную устойчивость, Ворошилова перенаправили на новый участок.
Победно закончилась Сталинградская битва, полностью снята блокада Ленинграда, освобождены Харьков, Орёл и Курск, Красная армия успешно наступала: теперь советское правительство могло себе позволить уделить внимание не только сугубо военным делам, но и духовным. В частности, созданию одного из основных атрибутов государства — гимну. В стране не было гимна. С момента образования СССР в 1922 году в качестве гимна использовался «Интернационал» — французская песня, посвящённая восстанию Парижской коммуны. Теперь было решено создать свой национальный гимн. Заняться этим поручили Ворошилову. Сталин лично инструктировал маршала, каким должен быть музыкальный символ Советского Союза. Был объявлен конкурс на написание текста и музыки.
18 июня 1943 года в Московском городском комитете партии состоялось совещание с поэтами и композиторами — участниками конкурса. Они получили установки: слова государственного гимна должны быть такими, чтобы «прожили столетие». Музыка — «доходчивой, выразительной, понятной как русскому, так и калмыку. Народ будет петь гимн и в радостях, и горестях». Особое требование предъявлялось к поэтам, так как на плохие стихи написать хорошую музыку невозможно. Было указано, что в гимне обязательно должны быть имена Ленина и Сталина.
В конкурсе среди поэтов победили два военных корреспондента газеты Военно-воздушных сил «Сталинский сокол» — капитан Сергей Владимирович Михалков и майор Габриэль Аркадьевич Уреклян, писавший под псевдонимом Эль-Регистан. Среди композиторов — Александр Васильевич Александров, хоровой дирижёр, руководитель Ансамбля красноармейской песни и пляски, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии 1-й степени, генерал-майор.
В книге Сергея Владимировича и Михаила Владимировича Михалковых «Два брата — две судьбы» Сергей Владимирович в разделе «Я был советским писателем» вспоминает:
«Нас (Михалкова и Эль-Регистана. — Н. В.) вызывают в Кремль, к Ворошилову.
Клим Ворошилов! В нашем представлении — легендарный полководец, с именем которого связано многое в истории нашей страны: период Гражданской войны, военные парады на Красной площади. Мы были тогда далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия, уходили в небытие легендарные военачальники...
Итак, мы в Кремле.
— Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текста! — говорит, обращаясь к нам, Ворошилов. — Очень не зазнавайтесь! Будем работать с вами!
Перед маршалом на столе лежит отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней собраны все варианты текста будущего гимна СССР, представленные десятками авторов на конкурс. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.
— Основа есть, — продолжает Ворошилов. — Но вот, посмотрите, замечания товарища Сталина...»[336]
Михалков пишет далее, что до поздней осени они с Эль-Регистаном были заняты доработкой текста.
26 октября состоялось прослушивание музыки Государственного гимна в исполнении Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной армии под руководством Александрова.
28-го главный редактор газеты «Сталинский сокол» бригадный комиссар В. П. Московский сообщает Михалкову и Эль-Регистану о срочном вызове к Сталину. Приехали в Кремль. Михалков описывает приёмную вождя: у стены, под портретами Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний; справа, вдали, столик с разноцветными телефонными аппаратами; за длинным столом в напряжённом молчании сидят «живые портреты»: Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков, Щербаков; напротив стоит с листом бумаги в руках сам Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Сталин!
Сталин не отвечает. Он явно не в духе.
— Ознакомьтесь! — говорит Сталин, протягивая Михалкову листок. — Надо кое-что изменить, добавить. Главное, сохранить эти мысли.
— Можно нам подумать до завтра? — робко говорит Михалков.
— Нет, нам это нужно сегодня. Вот карандаши, бумага... — приглашает поэтов к столу Сталин.
Они садятся напротив «живых портретов». Необычная обстановка смущает.
— Что, неудобно здесь работать? — спрашивает Сталин. — Сейчас вам дадут другое место.
Их проводят в комнату рядом с приёмной. Приносят чай, бутерброды...
Доработанный вариант текста был передан в ансамбль Александрова. Вскоре прошло генеральное прослушивание гимна, в целом он был утверждён без замечаний. После всех пригласили в гостиную правительственной ложи со щедро накрытым столом. Здесь присутствовали Молотов. Ворошилов, Калинин, Микоян, а также Михаил Борисович Храпченко — председатель Комитета по делам искусств, дирижёры Александр Шамильевич Мелик-Пашаев, Семён Александрович Чернецкий, Александр Васильевич Александров, композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович.
— Ну что же, по старому русскому обычаю надо «обмыть» принятый гимн! — говорит Сталин...
На следующий день Михалков и Эль-Регистан узнали, что они поощрены правительством — каждому к Новому году выдаётся на 500 рублей продуктов по твёрдым ценам.
28 ноября — 1 декабря 1943 года проходила Тегеранская конференция — первая за годы Второй мировой войны конференция «большой тройки», — в которой лично участвовали лидеры стран Франклин Делано Рузвельт (США), Уинстон Черчилль (Великобритания), Иосиф Виссарионович Сталин (СССР).
Ворошилов принимал участие в конференции в составе советской делегации третьим официальным лицом, после Сталина и Молотова. С одной стороны, как относящийся к элите власти, с другой — как военный специалист. Впрочем, Сталин основным экспертом по этой части взял начальника Оперативного управления Генштаба Сергея Матвеевича Штеменко; он должен был ещё обеспечивать делегацию необходимыми данными о положении на советско-германском фронте.
Время и место проведения конференции держались в строжайшем секрете.
Литерный поезд № 501 с государственной делегацией под покровом тайны выехал из Москвы 22 ноября. Сталин размещался в бронированном рессорном двенадцатиколёсном вагоне. Поезд проследовал через Сталинград и остановился в Баку. Из Баку делегация должна вылететь в Тегеран на двух самолётах Си-47[337] под прикрытием истребителей.
Маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов в мемуарах «Дальняя бомбардировочная...» рассказал, как осуществлялся перелёт.
«Прибыли в Баку, где я стал дожидаться сообщения о приходе поезда из Москвы.
Если память не изменяет, было четыре часа утра, когда мне позвонил Сергей Никифорович Круглов, начальник оперативного управления НКВД, и сообщил, что в пять часов я должен быть на вокзале. Не успел поезд ещё остановиться, как я услышал свою фамилию и направился к вагону, откуда меня позвали. Прошёл в салон, где кроме Сталина были Ворошилов, Молотов и Берия. Поздоровавшись, Сталин спросил, всё ли в порядке. Ответив утвердительно, я доложил, что погода, как говорится, по заказу. Кругом тихо, на всём маршруте безоблачно, болтанка отсутствует. Не часто можно дождаться такой метеорологической обстановки.
Выслушав меня, Сталин сказал, что имеется в запасе день. В Тегеране нужно быть завтра, и поэтому он предлагает мне слетать туда и вечером вернуться обратно, а завтра вместе полетим в Тегеран. Так как это не было прямым приказанием, я возразил и доложил, что такой редкостной погоды больше не дождёшься и нужно вылетать, чем скорее,
