надолго уезжает в Европу. Замуж она не собиралась, хотя дон Мигель Габриэль настоятельно советовал ей поступить подобным образом. Кстати, и сам де Фалья наотрез отказался жениться, утверждая, что брак только помешает осуществлению задуманных планов.
На студиях «Лопес продакшн» — теперь уже не арендованных, а собственных, оснащенных самым современным оборудованием, снималось сразу по несколько сериалов.
Мария была очень довольна этим — она видела, какой любовью пользуются эти фильмы в Мексике, понимала, что у людей в ее родной стране и без того немного радостей, и что теперь единственное, что может доставить удовольствие людям — телевизионные сериалы.
Что касается Лорены, то как и предсказывал лейтенант Орнелас, она была помещена в пожизненное заключение в одной из психиатрических клиник — врачи обнаружили у нее настоящую паранойю.
Казалось, Марии не в чем было жаловаться на судьбу — однако она никак не могла забыть своего брата Диего. И хотя тот регулярно звонил в Мехико (Диего устроился на борт океанского судна, плававшего под либерийским флагом, матросом), Мария не оставляла надежды, что он когда-нибудь вернется домой…
Вскоре «Лопес продакшн» отметила годичный юбилей. Было произнесено множество тостов, выпито множество шампанского, а подарков Марии и ее близким было преподнесено столько, что они просто не знали, что с ними делать.
Стоя с поднятым фужером шампанского, министр информации, улыбаясь Марии, говорил:
— Позвольте мне поднять этот бокал за замечательную женщину, за нашу национальную гордость — за Марию Лопес!.. Да, все мы знаем, сколько пришлось пережить компании «Лопес продакшн», пока она не поднялась на ноги и не стала тем, чем является теперь…
Тост министра прервали аплодисменты.
Мария только поморщилась — она очень не любила подобных заздравных речей.
Однако надо было сказать что-нибудь в ответ, и Лопес, наполнив свой бокал, поднялась с ответным словом:
— Мне очень приятно, — сказала она, — очень приятно, что у меня, оказывается, так много друзей… Честно говоря, никто из нас — ни мой муж Виктор, ни сын Хосе Игнасио, ни друг нашей семьи, режиссер де Фалья — никто даже не подозревал, что нас так любят… За нас, друзья!.. — Мария подняла свой бокал и выпила его.
Хосе Игнасио, подойдя к Марии, прошептал ей что-то на ухо.
Шрам, полученный Хосе Игнасио в армии, почти зажил — правда, поперечный рубец по-прежнему пересекал его лицо от брови до подбородка, однако он уже не был таким страшным как раньше…
— Не может быть!.. — Воскликнула Мария, — где же он теперь?..
— Дома, — ответил Хосе Игнасио.
Извинившись перед всеми, Мария быстренько помчалась домой.
— Мария!..
Мария обернулась — перед ней стоял ее младший брат Диего.
— О, Боже…
Мария смотрела на брата — она узнавала и не узнавала его. И куда только подевалась его легкомысленность, его мальчишество, скользившие когда-то в каждом движении?..
Перед Марией стоял статный молодой человек, уверенный в себе, с гордым поворотом головы и с четким, рельефным профилем.
Да, сомнений не было — это был Диего…
— Мария, — тихо произнес Диего и бросился к сестре — та бессильно опустилась на стул.
— Диего, как я рада, как я счастлива, что ты наконец-то вернулся…
После объятий и поцелуев Диего сказал:
— Мария, я ведь так виноват перед тобой, виноват перед тобой и всей нашей семьей…
Нежно посмотрев на брата, Мария произнесла:
— Не надо казнить себя, Диего… Мы ведь всегда тебя любили, всегда будем любить…
Глаза Диего загорелись.
— Мария, это правда?..
Мария нежно погладила своего младшего брата по голове — точно так же, как в те времена, когда все они жили в маленьком домике с галереей, в небольшой деревушке, затерянной среди зеленых склонов гор у берегов быстрой речки, откуда Мария каждое утро брала воду.
— Диего, я так рада, что ты вернулся…
Диего благодарно посмотрел на сестру.
— Я никогда не думал, что ты простишь меня…
Мария ласково улыбнулась.
— Ну что ты, ты ведь мой родной брат…
Диего продолжал:
— Да, мне стыдно, мне очень стыдно, я до сих пор не могу без стыда вспоминать ту сцену…
И Диего действительно покраснел — так неудобно ему было возвращаться, пусть даже в памяти — к той страшной ситуации.
— Ну что ты…
В этот момент в комнату вошла Рита — несмотря на все просьбы Марии и Виктора, она и Романо в тот вечер решили остаться дома, чтобы побыть с маленькими…
— О, Диего!..
И Рита бросилась к брату своей любимой подруги, чтобы как следует обнять его после долгого отсутствия.
— Рита, я так рад, что вернулся…
Спустя минуту в гостиную зашел де Фалья — он был в отличном расположении духа.
— Сеньора Мария Лопес, — произнес он шутливо-важным тоном, — что же вы не хотите выслушать, что там о вас говорят?..
Завидев Диего, де Фалья подошел к нему и крепко пожал руку.
— Ну, здравствуй…
Лопес, взглянув де Фалье в глаза, ответил крепким рукопожатием.
— Очень рад видеть вас, дон Мигель Габриэль… Вы представляете, у нас на корабле никто не верил, когда я сказал, что знаком с вами лично…
— А как насчет твоей сестры? — Весело спросил дон Мигель Габриэль.
Диего потупил взор.
— Я никому никогда не говорил, — ответил он, — что Мария — это моя родная сестра… Мне все равно бы никто не поверил…
— Ладно, ладно, — перебил его дон Мигель Габриэль, — короче, прекрасная сеньора Мария Лопес, пожалуйте в зал, послушайте, что там говорится… Сеньора Мария Лопес!.. — повторил де Фалья.
Подняв глаза на своего друга, Мария произнесла:
— Не надо больше называть меня так, дон Мигель Габриэль…
Тот недоуменно посмотрел на Марию.
— Это еще почему?..
Мария улыбнулась.
— Какая же я сеньора?.. Я ведь, по сути, маленькая деревенская девочка, приехавшая в этот большой город в поисках своего счастья… Не говорите мне больше сеньора, дон Мигель Габриэль…
Де Фалья с улыбкой спросил:
— Как же мне вас теперь называть?
Лопес, с улыбкой обведя взглядом де Фалью, Риту и Диего, сказала:
— Зовите меня Мария… Просто Мария.
Эта история бесконечна, как сама жизнь. Многое может произойти в жизни этой замечательной женщины, которая благодаря своим талантам и труду из простой деревенской девочки превратилась в прекрасную сеньору — хотя она сама и не очень-то любила, когда к ней так обращались. Многое — и хорошее, и плохое, — было в жизни этой женщины, много ей пришлось испытать и пережить, прежде чем она обрела право на счастье.
Но у всех, кто знал ее — пусть даже не так хорошо, как Рита или де Фалья — всегда возникало на душе ощущение настоящего
