Теперь ясно, почему мистер Вайс возымел такую власть над ней. Подвергшись шантажу, Эмили настолько растерялась, что не сообразила, насколько глупо доверяться подобному человеку. Вырвавшись из хватки миссис Краус, она попалась в когти гораздо более опасному хищнику.
Положив письмо миссис Краус в карман, я принялась читать послание от мадам.
В первых строках она горячо и многословно поздравляла меня с помолвкой и признавалась, что даже не смела надеяться на столь скорое достижение нужного результата. Она также задавалась вопросом, не подвергнется ли наше предприятие опасности, если мы доверимся мистеру Роксоллу. К моему облегчению, никаких оснований для беспокойства она не увидела, а посему позволила мне рассказать ему о цели своего приезда в Эвенвуд все, что я сочту нужным, и тогда, когда я сочту нужным, — правда, она запретила мне открывать свою подлинную личность мистеру Роксоллу или еще кому-либо. Одной только леди Тансор и никому другому я могла сообщить правду, когда все доказательства ее преступлений будут наконец собраны.
К письму мадам прилагалась записка от мистера Торнхау.
Маленькая принцесса!
Великое Предприятие уже близится к концу. Сохраняй присутствие духа, и все будет хорошо.
Я полностью согласен с мадам в том, что касается мистера Роксолла. Он слывет человеком исключительно честным и рассудительным, который вдобавок ко всему обладает в высшей степени проницательным, острым умом. О лучшем союзнике и мечтать нельзя.
Мы с мадам очень гордимся тобой, маленькая принцесса, как гордился бы твой отец, вне всяких сомнений. Ты делаешь великое дело, пускай тебе приходится трудно. Ты доказала, что ты поистине достойна и возложенной на тебя огромной ответственности, и древней крови Дюпоров, текущей в твоих юных жилах. Поверь, ты будешь щедро вознаграждена за все свои старания.
Твой любящий учитель
Б. Торнхау.
P. S. Известие о прискорбной кончине Р. Шиллито глубоко потрясло нас с мадам. Но Лондон даже в наше время остается опасным городом, и было бы весьма некстати, если бы Р. Ш. в конце концов вспомнил, кем являлся на самом деле «Эдвин Горст». Печально, конечно, но нет худа без добра…
Я уже выяснила, что мистер Роксолл вернулся в Норт-Лодж несколько дней назад, и теперь написала ему записку с вопросом, можно ли мне заглянуть к нему в ближайшее, удобное для него время.
Потом мне пришло в голову, что надо бы разыскать Чарли Скиннера и расспросить насчет встречи Эмили с миссис Краус, очевидцем которой он стал. Я проворно сбежала по задней лестнице в побеленный коридор и, к своему удивлению, столкнулась там с мистером Рандольфом Дюпором.
Он быстро идет по коридору мне навстречу, и я краем глаза замечаю, как кто-то — кто именно, мне не видно — тихо закрывает изнутри дверь столовой для слуг. Но я не обращаю на это внимания, ибо мистер Рандольф уже спрашивает меня, как я поживаю, понравилась ли мне Флоренция, что я там видела да чем занималась, а потом говорит, что я прекрасно выгляжу, и прочая, и прочая, — в общем, так и сыпет разными вопросами и замечаниями, не давая мне вставить слово. Потом он вдруг берет меня за руку и довольно бесцеремонно ведет обратно к задней лестнице.
Погода сегодня ясная и теплая. По предложению мистера Рандольфа мы выходим из дома. Скоро мы сидим на каменной скамье у глубокого темного пруда, окруженного высокой серой стеной.
— Как мой брат вел себя во Флоренции? — спрашивает мистер Рандольф. — Надеюсь, норова не показывал?
Не имея возможности сказать правду, я говорю, что мистер Персей был очень занят новой поэмой, а потому мы мало виделись.
— А, новое великое сочинение! — восклицает он с деланым смехом. — Просто чудо что за человек мой брат!
Умолкнув, мистер Рандольф задумчиво наблюдает за косяком крупных серебристо-золотых рыб, лениво скользящих к освещенному солнцем участку пруда.
— Вы же знаете, Эсперанца, как я восхищаюсь вами? — внезапно произносит он, нервно ероша пятерней волосы, как делает всегда в минуты волнения.
— Восхищаетесь мной?
— Да, именно так. Меня восхищает, что вы — сирота, лишенная дружеского участия и поддержки, — приехали сюда и стали практически членом нашей семьи, а для моей матери сделались совершенно незаменимой, как мне хорошо известно. Надеюсь, вы счастливы. Вы ведь счастливы, правда? Мне… нам… очень не хотелось бы потерять вас, знаете ли.
Я отвечаю, что не собираюсь покидать Эвенвуд, покуда могу быть полезна его матери.
— Полагаю, лишь немногим из нас даруется благо знать, что делает нас счастливыми, по-настоящему счастливыми, — после недолгой паузы говорит он задумчивым тоном, словно размышляя вслух, — а потом дается возможность сохранить это.
— А вы знаете, что делает вас счастливым? — спрашиваю я.
— О да! — с неожиданной горячностью восклицает он. — Без малейшей тени сомнения!
Мне кажется, что сейчас мистер Рандольф наконец признается мне в своих чувствах, но в следующий миг эвенвудские куранты начинают бить одиннадцать, и он вскакивает на ноги и объявляет, что у него срочные дела в Истоне.
— Я не забыл наш последний разговор, — заверяет он меня напоследок, когда мы уже попрощались. — Я постоянно помню, что обещал поговорить с вами по чрезвычайно важному для меня вопросу. Но в силу некоторых обстоятельств я пока не могу сказать вам то, что должен сказать, и непременно скажу в свой срок, а потому надеюсь, вы потерпите еще немного.
Премного обрадованная, что я опять избавлена (пускай только на время) от неприятной необходимости отказать мистеру Рандольфу и сообщить о своей помолвке с Персеем, я говорю, что охотно выслушаю его, когда он будет готов к разговору.
Он уходит прочь, через скрипучие железные ворота в дальней стене и по гравиевой дорожке, ведущей к конюшне; а я сижу одна на ярком майском солнце, задаваясь вопросом, как же я скажу мистеру Рандольфу, что никогда не стану его женой.
II
Возвращение в Норт-Лодж
Мистер Роксолл незамедлительно прислал мне ответную записку, где сообщал, что будет рад видеть меня в Норт-Лодже в воскресенье днем.
— Прошу вас, прошу вас, дорогая, — весело промолвил он, открыв дверь на мой стук. — Вы как раз вовремя. Надеюсь, вы выпьете чаю? Со знаменитым кексом миссис Уопшотт?
— С удовольствием, — ответила я, заходя в маленькую темную прихожую.
Вскоре я снова сидела — с чашкой в руке — в тесной, но уютной гостиной с видом на западный лес.
— Итак, моя дорогая, — начал мистер Роксолл, — я должен принести вам извинения. Верно, вы сердитесь на меня, что я не писал вам во Флоренцию.
— Вовсе нет, — возразила я. — Я знала, что вы непременно напишете, если у вас появятся какие-нибудь важные новости для меня.
— Ну, таковые на самом деле имелись, теперь можно признаться, — ответил он. — Но я посчитал неблагоразумным доверять какие-либо сведения бумаге в этот решающий момент. Но вот вы здесь, и теперь я могу рассказать вам обо всем, что произошло за время вашего отсутствия. Мы далеко продвинулись в нашем деле, очень далеко!
