во всём этом виновата. Точнее, не она сама, а её слабость – на передок. И так от её горького рассказа со слезами на глазах о том, что её все рабочие вчера спокойно подходили, трахали и давали ей в рот, а затем трахали, а тот, кто трахал тут же давал ей в рот, прямо туда кончая, и сам возбудился, что тоже захотел её, как безумный! Но ей стало больно делать это – из-за этих извергов. Он снова пожалел её, но не смог унять возбуждения и попросил её сделать ему минет. Опохмелил её пивом из холодильника и покорно согласился отвезти её в деревню, чтобы эти уроды не делали ей больше больно, перехватив её на автобусной остановке. И она делала ему минет, пока тот вёз её на своей машине до её деревни, чтобы не терять времени даром. Ведь он делал это своё благородное дело по спасению «принцессы» от этих вурдалаков в своё рабочее время. И начальство могло не обрадоваться, выслушав ещё и его версию произошедшего, так как уже наверняка заметили, что его бригада в хлам пьяная. И ему надо будет хоть что-то сказать начальству, чтобы не получить выговор – с занесением в грудную клетку, как и её парню. Всю дорогу шантажируя её этими рассуждениями делать ему минет. Мол, ты меня подставила! «Так давай, отрабатывай, принцесса!» Но даже когда они уже подъезжали к её деревне, он всё не кончал и не кончал, так как у той за ночь работы ртом уже отчаянно сводило челюсть, и она делала ему минет уже абы как. Он, как благородный принц, снова её пожалел. Встал под знаком, извещавшим о въезде на территорию её деревни и заявил, что не выпустит из машины, пока не кончит. И она сама согласилась на секс с ним, лишь бы побыстрее уже оказаться дома и забыть об этом ночном кошмаре. Но ей тут же стало жутко больно. Ведь её, за ночь, буквально изъездили. Как работнику ответственному, ему снова стало её безумно жаль. И она сама предложила ему поиметь её в зад. Из самых благородных побуждений пойдя на эту сделку со своей совестью. От безысходности. Благо, что вазелин у него, как у строителя, чтобы смазывать на работе руки, всегда был в кармане его спецовки. И та стала терпеливо сносить это поругание прямо посреди бела дня. Объясняя, что входить надо предельно-предельно нежно. Чтобы он не мучился потом, осознавая, что тоже причинил ей боль. Как все и эти уроды. Машины со знакомыми её бабушки периодически проезжали мимо. И те видели, через стёкла, как её внучку раком дерут в зад. Но той было уже всё равно. Она уже знала, что в эту деревню больше не вернётся. А завтра же переедет к тётке в Нахадаки и поступит в бурсу, как та и настаивала. Уже почти год. Давно уже обещая приложить всё своё влияние и связи, лишь бы Вита «не прожигала молодость в этой умирающей деревне!» И теперь, с каждым введением ей в зад всё глубже и глубже… соглашалась с тётей, что та, оказывается, была права. Целиком и полностью! Ощущая все эти «ужасы разложения», которые описывала ей тётя, в этот день на своей бесовской шкуре. Так как уже понимала и то, что её – бывший уже – парень наверняка разболтает по всей деревне о том, что там у них произошло – якобы, по её произволу, чтобы снять с себя вину. Мол, сама же во всём виновата. Стоило лишь уйти! И оставить одну, так и не успевшую с ним кончить, с бригадой пьяных и уже тоже безумно захотевших её бесов. Подрагивающих от возбуждения. Пока один из них заговаривал ему зубы, таская по объектам, чтобы его товарищи в это самое время напоили её до нужной кондиции и продолжили с ней беситься. Вместо него.
– Вот сволочь! – не выдержала Натали. – Вот он её подставил, безмозглый рохля!
– Поэтому теперь для неё все наши игры – это просто милые чудачества. Лишь бы ты была у меня одна, – поцеловал Ганеша Натали в губы. – Любовницу она простит.
– Ну, да. После того, как ты простил ей тот гарем.
– Да не, не это. Ведь это было ещё до меня. Так что это не считается.
– Ну, в принципе, так-то да. Так, а что же тогда считается?
– Однажды она пришла и заявила мне, вся в слезах, что её изнасиловали. Наши соседи двумя этажами ниже, с которыми она уже третью или четвёртую ночь под подъездом в машине пила водку. А те двое бесов были и рады! Саша и Паша давно уже знали её и давненько её хотели. Пока она росла на их глазах. Так как были её на десять лет старше. Но та почему-то наивно думала, что они, как её старые знакомые, которых она знала тут чуть ли не с самого детства, так как жила в этой квартире, пока была жива мать, не посмеют её тронуть. Поначалу охотно играя в рыцарей, чтобы та подпустила их к себе поближе. И ближе. Наконец-то напоив её до нужного состояния и решив, что всё, пора. Один завалил её в два часа ночи – после того, как они допили водку и вышли из машины покурить – на багажник своей машины, а другой – имел её сзади. А затем они поменялись ролями. Но когда я заявил ей, что всё! «Больше ты никогда не будешь гулять по ночам и пить непонятно с кем водку!» Так как эти соседи были уже далеко не первыми, с кем она гуляла и пила, мол, доигралась, я же говорил! Она тут же вытерла слёзы и заявила, что пошутила: «Я думала, что ты тут же побежишь бить этим уродам морды. Они просто поцеловали меня и всё! Это я и имела ввиду, когда сказала, что они меня изнасиловали, ведь они целовали меня против моей же воли! И захотела, чтобы ты, как мой парень, им за это отмстил».
– Что за тупая отмазка? – оторопела Натали от такой наглости.
– Я только покачал головой вчера и сказал, что пойду, на недельку, пожить к маме. Чтобы всё это, наедине, как следует обмозговать.
– Ну, здравствуй, сынок! – рассмеялась Натали. – Иди к мамочке, я тебя пожалею. И как ты терпишь эту шалаву? Только ради того, чтобы у неё жить?
– Судьбу не выбирают, – вздохнул Ганеша. И стал преданно делать Натали солянку.
Так преданно и нежно, что Натали
