— Я не знаю, что нам делать. Я в отчаянии, — прохрипел капитан.
— Обратитесь к Богу, скажите, что Вам подсказывает сердце, ведь на самом деле, чтобы общаться с Господом, не нужны посредники, — ответил отец Олег.
— Бог никогда не слышал меня.
— Вы, наверно, и не верили, что будете услышаны, а молились просто от отчаяния, поверьте сейчас. Отец Олег стоял пошатываясь. Слова давались ему с большим трудом.
Филипп вздохнул, у него промелькнули перед глазами грустные высокие, будто воздушные храмы с длинными рядами скамеек, в одном из которых он встретил свою будущую жену. «Вот и все, и нет никаких доказательств, что Бог существует, кроме той галлюцинации, светлого человека на корабле. А, может, Летучий Голландец это просто научный феномен, воплощение какого-то природного физического явления? Но я должен поверить сейчас, чтобы не упустить последний шанс, ради Сони и Данилы. Можно ли заставить себя поверить? Некогда об этом размышлять!» И капитан воскликнул, превозмогая боль:
— Господи! прости меня! Я раскаиваюсь во всех грехах, сними проклятие с корабля и с моих потомков, пусть я умру, но они будут счастливы.
День близился к закату, Летучий Голландец почти не качался на волнах, наступил штиль. Теплый тропический вечер, сколько уже было таких вечеров. Природа отдыхала от жестокого дневного зноя, благоухали цветы и пели птицы, а парусник как раз на закате отправлялся в ад бушующего моря.
Филипп почувствовал слезы на своем лице:
— Господи, отчего мне было так плохо всю жизнь? Почему ты никогда не исполнял моих молитв? Исполни хотя бы сейчас в последний раз!!! Я верю, почти верю, что Ты можешь помочь мне.
Капитан увидел, что вокруг стоят матросы. Откуда они взялись, ведь никого не было? Они смотрели на него, лежащего в луже крови, с насмешливым злорадством, как ему казалось. Капитан видел все как в тумане.
— Простите меня, простите, если сможете, я очень виноват перед всеми вами, я хочу спасти своих детей, — попытался Филипп прокричать, но получился глухой стон.
Однако, смысл его слов все поняли. По толпе пронесся гул. Что они говорили? Капитан не разобрал ни одного слова, у него отчаянно звенело в ушах. И тут он почувствовал, что умирает. Осознал сердцем, душой, как понял во время первого поцелуя с Эльзой, что она действительно его полюбила. «Да, Господь услышал меня, сейчас все закончится, и я отправлюсь в ад. Моя жизнь и так была адом всегда» — подумал капитан.
Но почему-то ему было как никогда спокойно и хорошо на душе. Боль куда-то ушла. У Филиппа проносились в голове только приятные воспоминания, ему казалось, что они с Эльзой идут по полю, усыпанному тюльпанами, и смеются. Его жена мило щурится от солнца, и ее волосы будто отливают золотом. А потом они все вместе, капитан, Эльза, Соня и Данила оказываются на корабле. Парусник идет при попутном ветре, и им в лицо светит яркое солнце, которое Филипп так любил.
И тут капитан увидел, что над ним склонились Соня и Данила.
— Ты весь в крови, какой ты бледный, что случилось? — испуганно закричала София.
— Дорогие мои, прощайте, будьте счастливы, я умираю.
— Нет, нет, ты же бессмертен, — шептала Соня.
— Смотрите, закат! — воскликнул кто-то из матросов.
Соня оглянулась и увидела, как багровый диск солнца медленно погружался в океанские волны.
— Еще можно что-то сделать, сейчас приплывет врач, — задыхаясь от волнения, говорила Соня, держась за руку капитана.
— Не надо, я хочу умереть, чтобы вы жили. Я был так несчастен всегда, но умираю счастливым, — тихо ответил он.
Данила украдкой вытирал слезы.
— Я так устал жить, — сказал капитан.
И все исчезло, поплыло перед глазами. Его тело осталось лежать на палубе, а душа поднималась над морем. Филиппу было невероятно хорошо и легко, гораздо лучше, чем в те редкие мгновения, когда он наслаждался солнцем и попутным ветром. Капитан очутился в большой цветущей долине, залитой удивительным светом гораздо ярче солнечного, и к нему бежала Эльза с распущенными волосами в голубом летнем платье, рядом с ней шел юноша в светлой одежде, похожий на него, он улыбался и махал рукой.
«Это мой сын», — сразу понял капитан. Все вокруг было таким ярким, живым и красивым, будто раньше Филипп видел мир через мутное стекло, а сейчас вышел из помещения с закопченными окнами.
— Теперь все будет хорошо, всегда… Все только начинается, — тихо сказала Эльза и погладила руками его лицо.
— Он умер, слышите, он умер! — закричала Соня и разрыдалась. Все вокруг были вне себя от бури противоречивых чувств, овладевших ими. Боцман перекрестился и смахнул слезу огромной ладонью.
— Смотрите, солнце зашло, а мы никуда не плывем! — крикнул один из матросов. И действительно солнце уже погрузилось в океан, начиналась теплая благоухающая тропическая ночь. Корабль покачивался на волнах, но оставался на месте.
— Все, братцы, — радостно воскликнул Краб, — я ухожу с этого проклятого корабля. Похоже, наше путешествие закончилось. Капитан всегда был негодяем, но сейчас он мне показался почти славным малым, пусть земля ему будет пухом. Люди были страшно взволнованы. Они не могли осмыслить все эти события. Было тяжело осознать, что капитан погиб и кошмарное плавание, продолжавшееся несколько столетий, закончилось. Матросы отказывались в это верить. Но чем дольше корабль стоял на месте, и чем темнее становилось вокруг, тем больше сердца наполнялись восторгом и сладким пьянящим вкусом свободы.
— Да, похороним капитана по морскому обычаю, и покинем скорее этот проклятый парусник, священник может прочитать молитву, — сказал кто-то.
И тут все обернулись к отцу Олегу, про которого почему-то забыли.
— Капитан разбился, спасая меня, — сказал священник, — мне еще не пришло время умереть.
По толпе пронесся гул.
— Простите их, — серьезно произнес боцман, глядя на отца Олега.
— Да, не обижайтесь, — стали говорить матросы, перебивая друг друга, — мы все немного не в себе, здесь в море за столько лет крыша съедет у любого.
— Что теперь вспоминать об этом, — ответил священник, осознавший в тот момент, что матросы с Летучего Голландца доведены до отчаяния многолетним странствием, и к ним нельзя применять мерки обычной человеческой морали.
Только Соня и Данила плакали над телом капитана, остальные стояли вокруг и смотрели.
— Я не могу поверить в его смерть, — сказал Данила.
Даня украдкой вытирал слезы рукавом, он боялся показаться немужественным.
Соня присела на корточки и провела рукой по лицу капитана. Оно было холодным и спокойным, морщины как будто разгладились.
— Он был таким несчастным, мне так жаль его, — сказал София сквозь слезы.
— Да уж, несладко ему пришлось и нам всем вместе с ним, — сказал кто-то.
