Книга Никто не заплачет - Полина Дашкова

– Теперь остается идти домой и ждать, – сказала Вера, –теперь он будет диктовать свои условия.

– Надо сначала пойти в милицию, – покачал головой Антон, –даже если мы выполним все его условия, он нас убьет. Или вы надеетесь с нимкак-то договориться?

– Если мы пойдем сейчас в милицию, его могут и не взять. Онускользнет. А так – есть шанс. Хоть небольшой, но есть – у Сони, во всякомслучае. Ваш старый адвокат уже позвонил генералу. Генерал с Петровки – этосерьезней, чем дежурный районного отделения. К тому же о звонке генералу Федор…то есть Сквозняк, знать не может. А где гарантия, что он сейчас не наблюдает занами? Он или кто-то из его людей. Мы пойдем в милицию, долго будем тамобъяснять, в чем дело, писать заявление. Они примут меры, оцепят район, объявятпо городу, но он успеет исчезнуть. И вот тогда шансов у Сони не будет. У нас свами – да. У нее – нет. Впрочем, вы можете сесть в машину и уехать. Прямосейчас. Это ваш выбор. Он ведь не знает, что факс уже у вас. Соня вам никто. Ятоже. Я буду ждать его в квартире, а потом – тянуть время, до последнего. СеменИзраилевич уже сказал генералу с Петровки адрес. Его возьмут, и вы сможетеотправиться в Прагу, в Карлштейн.

Вера говорила совершенно спокойно, только лицо ее былобледным до синевы.

– Ох, Верочка, – вздохнул Антон, – оттого, что вы, какпринцесса из сказки братьев Гримм, решили с какого-то горя выйти замуж запервого встречного и вам в женихи попался бандит, нельзя сразу обо всех думатьтак плохо. Пойдемте. Будет лучше, если мы окажемся в квартире раньше, чем он. Увас есть дома что-нибудь типа газового баллончика?

– Нет, – Вера благодарно улыбнулась, – есть аэрозоль сосвежителем воздуха. Есть топорик для разделки мяса, молоток, утюг. Ну и параострых кухонных ножей. Только бесполезно это все. Мы должны говорить с ним,торговаться – как можно спокойней и как можно дольше. Сначала – Соня, живая иневредимая. А потом – все остальное.

Вера открыла дверь, и Антон заметил, что рука ее больше недрожит.

Что-то изменилось в ней за те несколько минут, пока они шлик подъезду, поднимались по лестнице. Она была странно спокойна. Только лицооставалось все таким же бледным.

Как только они вошли в квартиру, Антон тут же схватилтелефонную трубку, он хотел позвонить старому адвокату, предупредить, чторебенок похищен;

В трубке была гробовая тишина. Никаких гудков. Телефон неработал.

Он положил трубку и услышал за спиной спокойный мужскойголос:

– Ты ведь сам вырубил телефон, Курбатов. Зачем этот театр?

* * *

Магазинчик на станции Луговая был закрыт на учет. Этакособокая избенка стояла здесь с начала пятидесятых. Украшал ее размытыйдождями, облупленный от солнца деревянный щит с красноречивой надписью:«ПРОДМАГ». Стайка алкашей, без возраста и пола, деловито поедала крошащиесяостатки черного батона. По перевернутому ящику каталась только что опустевшаябутылка дешевой водки. Алкаши курили «Приму» и азартно материли шумныхгрязно-белых куриц, которые, вероятно, отвечали им тем же, только на своем булькающемкурином языке.

Пахло нагретой пылью и аптечной ромашкой. Старая дубоваярощица была насквозь пронизана полуденным июньским солнцем. Где-то вдалекепечально мычали коровы и слышались сухие хлопки пастушьего кнута. По другуюсторону железной дороги, за полем, белели панельные пятиэтажки маленькогожилого городка при Институте кормов.

– Идиллия, – вздохнул капитан Мальцев, выходя из машины, –подмосковная пастораль. Сейчас бы костерок, шашлычок. Юр, ты какой шашлыкбольше любишь? Бараний или свиной?

– Свиной, Гоша. Только я бы сейчас не шашлыку, я бы рыбкиналовил и пожарил. Карасей, например. Не знаешь, есть здесь пруд с карасями?

– Здесь карпов разводили в водохранилище, – сообщилучастковый милиционер, пожилой, полный, распаренный, как после бани. – Из Лобнии Дмитрова городское руководство приезжало на рыбалку. Ну что, товарищ майор,как думаете, стрельба будет?

– Вряд ли, – пожал плечами Уваров, – попробуем тихо взять.Но эту теплую компанию лучше убрать отсюда, от греха подальше. Только вы уж,приглядитесь к ним внимательно. Если что, задержите всех мирным разговором.

Участковый не спеша подошел к алкашам. Те встрепенулись, замолчали.

– Че, начальник, магазин-то когда откроют? – спросил тот,кто был посмелей и потрезвей.

– Мужики, шли бы вы отсюда, – сказал участковый.

– А че, начальник? Кому мешаем?

– Идите по-хорошему, мужики.

Они не стали возражать, прихватили пустую бутылку. Того,который был самым пьяным и вблизи оказался женщиной, подняли под локотки.

– Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо… – жалобнозаголосила женщина куплет популярной песенки.

– Может, дам, может, дам, че ты хошь, – подтянули дурнымиголосами ее спутники.

В ответ зазвучал нервный собачий лай из ближних дворов.

– Все здешние, товарищ майор, – сообщил участковый, – всех влицо знаю.

Над плоской крышей продмага вздымался трехсотлетний огромныйдуб. В глубине его кроны, в густой листве, спрятался снайпер. Ему было хорошо,не жарко, только курить хотелось смертельно.

Еще один снайпер залег на ржавом жестяном навесе, надбилетными кассами. Жесть успела раскалиться на солнце, ветви нескольких берез,склонившихся над самым навесом, от жары не спасали, но полностью скрывали отлюбопытных глаз. Трое оперативников в оранжевых жилетах возились со шпалами.Еще двое изображали пассажиров, поджидающих электричку.

Время тянулось страшно медленно. Ничто так не расслабляет,как долгое напряженное ожидание. Начинают вдруг слипаться глаза, особенно намягком июньском солнышке, на свежем воздухе…

– Смотри-ка, раньше приехал, на пятнадцать минут, –встрепенулся Мальцев, когда из-за поворота показалась салатовая «Шкода» ТоликаЧувилева.

Толик припарковал машину за магазином, посидел немного,открыл дверцу, вылез на воздух, обошел вокруг избенки, постоял у запертой наамбарный замок двери, долго изучая обрывки старых объявлений и прикнопленныйтетрадный листок с жирно написанным словом «Учет». Потом тревожно огляделся посторонам, взглянул на часы, походил туда-сюда, наконец присел на траву у дуба,того самого, на котором был снайпер. Прислонившись к широкому стволу, закурил.Еще раз посмотрел на часы.