Отступница, хромая, медленно двигалась к нему, и глаза ее были полны ярости. Левая сторона ее лица почернела и кровоточила, волосы исчезли, выжженные взрывом. От левого уха остался лишь рваный опаленный обрубок. Кровь текла по левой руке инквизитора и капала на землю, мгновенно впитываясь в почву. Взрыв очень сильно потрепал женщину, но все же не убил, а взглянув ей в глаза, Танкуил понял, что теперь игры точно кончились.
Арбитр поднял меч, готовый к бою. Там, где пламя лизнуло сталь, клинок почернел. Левая нога все еще не могла держать вес тела, но отрывать пуговицу он не рискнул.
Первый удар инквизитора оказался таким мощным, что Даркхарта с головы до ног проняла дрожь, и он едва устоял на ногах, чтобы парировать следующий выпад. Слева направо, справа налево… С каждым взмахом меча отступница, казалось, становилась все сильнее и сильнее, притом что ее левая рука безвольной плетью свисала вдоль тела. Шагнув назад, Танкуил ступил на больную ногу и вскрикнул от боли, и в этот момент меч инквизитора разбил его собственный.
Арбитр упал на землю, отбросил в сторону ставший бесполезным кусок металла и принялся отползать, прижимая правую руку к груди. Селиция Герои наступала. Ее прежде красивое лицо превратилось в жуткую обугленную маску, но в глазах не было боли, только гнев.
— Все кончено, арбитр Даркхарт, — бросила она.
У Танкуила не оставалось выбора. Он нащупал деревянную плашку, которую заранее пришил к штанине, и разломил ее. Именно эту руну он украл у бога-императора полгода назад. Арбитр понимал, что сокрытая в руне сила, скорее всего, убьет и его, и изменницу, но эту цену он готов был заплатить. Он уже чувствовал, как стремительно нарастает внутри него энергия. Арбитр Даркхарт посмотрел на инквизитора Герои и улыбнулся.
— Праведное Воздаяние. Шах и мат, инквизитор.
Никогда еще Танкуил не был так рад увидеть страх в чьих-то глазах. В этот момент небеса разверзлись, и поток яростного света ударил в землю, окатив очищающим пламенем все вокруг.
Свет был настолько ярким, что слепил арбитра даже сквозь зажмуренные веки, а пламя — настолько жарким, что, казалось, в нем плавилась кожа и рассыпались кости. Три отчаянных крика разорвали воздух — Даркхарта, Герои и еще один, нечеловеческий, потусторонний. Танкуил уже не понимал, стоит он или лежит, где небо, а где земля… Остались лишь свет, пламя и боль, ибо Праведное Воздаяние выжигало все грехи, все семена ереси из его души.
А потом все закончилось. Свет погас, пламя исчезло, но осталась боль. Танкуил с интересом открыл глаза и дождался, пока пропадут пляшущие огоньки и зрение прояснится. Он обнаружил, что стоит на коленях, руки его висят вдоль тела, а голова упала на грудь. Не веря собственным глазам, арбитр посмотрел на свои руки. Правая еще раньше была опалена взрывом, но левая, к его несказанному удивлению, осталась цела. Только что неистовое пламя терзало его тело, Танкуил все еще чувствовал невыносимый жар, но на коже не осталось ни единого ожога.
У него не нашлось сил пошевелиться. Да что там говорить — даже просто порадоваться тому факту, что он жив. Арбитр понимал, что, если бы не оберег бодрствования на левой руке, он непременно бы потерял сознание. Ему хотелось смеяться, плакать, кричать, но больше всего — спать.
Послышался смех. Женский смех, хриплый, грубый и отрывистый — звук настолько ужасный, что на Танкуила нахлынуло отчаяние. Она не должна была выжить. Арбитр поднял глаза. Всего в двух метрах от него на коленях стояла инквизитор Герои. Вся левая половина ее тела превратилась в черную кровоточащую массу горелой плоти. В поднятой правой руке женщина сжимала меч, черный и дымящийся. Запрокинув голову, она истошно смеялась прямо в ночное небо.
— Меч… МОЙ меч!
«Прицельно стрелять… до десяти шагов», — вспомнил Танкуил слова торговца оружием.
— А как насчет «в упор»? — вслух спросил он себя, когда инквизитор Герои опустила глаза и посмотрела прямо на арбитра.
БАХ!
Результата выстрела Танкуил так и не увидел. Селиция Герои откинулась назад… или, быть может, он сам повалился на спину. Он знал, что больше не в состоянии пошевелиться и что давно должен был лишиться чувств. Даркхарт лежал, закрыв глаза. Оберег не давал его разуму отключиться, но сосредоточиться на чем-либо было просто невозможно.
В какой-то момент арбитр услышал голоса. Он не знал, сколько времени прошло — несколько минут, часов, дней… Голосов было много, одни говорили торопливо и сбивчиво, другие — медленно и задумчиво. Вроде бы среди них был даже сам великий инквизитор… Хотя черт его разберет.
— Что будем с ним делать?
— Он еще жив?
— Думаю, да.
— Покончите с ним. Она бы этого хотела.
— Нет.
— Сэр?
— Заберите его в крепость и доставьте в изолятор. Он ответит за это преступление.
— Да, сэр.
Танкуил почувствовал, как чьи-то руки поднимают его и куда-то то ли несут, то ли тащат… Мозг отказывался соображать.
— У него что-то на руке.
— Что?
— Не знаю. Я не один из них.
— Сними.
— Но что, если это…
Арбитр
Четверо стражников конвоировали его от камеры до зала Совета. В принципе, даже будь Танкуил здоров, полон сил, вооружен и свободен от оков, это было бы чересчур. А в его нынешнем состоянии даже захудалый новичок с легкостью бы с ним справился. Наверное, такое количество охраны позволяло остальным чувствовать себя в большей безопасности.
Танкуил еле-еле переставлял ноги. И они, и его руки были скованы тяжелыми цепями, которые своим весом тянули пленника к земле. Стражники мрачно молчали и двигались очень медленно — чуть быстрее, и им пришлось бы волочь Даркхарта до зала Совета на себе.
Хорошо хоть высшие чины не стали предавать дело огласке. А ведь могли и приказать провести Танкуила прямо по двору крепости на виду у всех. Вряд ли кто-нибудь из арбитров в Сарте упустил бы возможность посмотреть на предателя.
Ему сказали, что он провел без сознания четыре дня. Врач — угрюмый старый арбитр с обвислой кожей на неизменно хмуром лице — рассказал Даркхарту, что все уже начали сомневаться, очнется ли он вообще. Впрочем, это не помешало приковать его цепями к койке. Старик сделал все, чтобы залечить руку Танкуила, но полностью справиться с таким ожогом даже ему оказалось не под силу.
— Со временем твоя рука, скорее всего, заживет. Но вот прежняя подвижность вряд ли восстановится. От ожогов остаются шрамы, — хрипло сообщил старый арбитр.
Теперь правая рука Танкуила до самого локтя была замотана бинтами, пропитанными каким-то маслом и от этого жирными на ощупь. Но все равно боль была просто дикой, и арбитр чувствовал, как отзывается воспаленная кожа на любое, даже самое мизерное движение. Как будто этого было мало, так стражники еще и настояли, чтобы ему заковали в цепи обе руки — и здоровую, и обожженную. Металлический наручник натирал запястье, отчего страдания только усиливались. Но стража об этом даже не догадывалась — все муки пленный арбитр сносил молча.
