— Ну хорошо, вы обещаете, а я прошу, чтобы не подписывать никаких бумаг и не делать магнитофонных или видеозаписей. Так поговорим, с глазу на глаз.
Васин справедливо рассудил, что в насквозь прокуренном помещении ментовки, обставленном обшарпанной мебелью вряд ли прятались скрытые микрофоны и видеокамеры. Единственное, если контрразведчик имеет при себе диктофон, но тогда только и оставалось верить в свою счастливую звезду и удачу.
— Значит, мы договорились? — уточнил Чуенков.
— Да, — кивнул киллер. — Я пишу на бумажке имя заказчика и посредника, показываю вам и потом ее сжигаю. Идет? Если хотите, перепишите данные своей рукой.
«Боится диктофона, — понял Виктор Николаевич. — Ладно, черт с ним, все равно он уже никуда не денется! Сейчас важнее получить имена, чем работать на ментов, которые должны сами все вырыть, дабы упрятать этого скользкого и опасного типа на долгие годы за решетку».
— Согласен, — выдохнул он. — Вот бумага, ручка и зажигалка. Пишите!..
Ночью Маркину привиделся сон, будто к нему домой пришел Васин и что-то прятал за спиной. Григорий подозрительно посмотрел на него и поинтересовался: когда же тот наконец намерен покончить с клиентом? Не слишком ли затянулось дело?
Евгений в ответ лишь ухмыльнулся и неожиданно занес над совершенно обалдевшим Колчаком руку с длинным изогнутым кинжалом, явно намереваясь заколоть шефа фирмы «Ачуй». Однако Григорий как-то сумел справиться со страхом, перехватил запястье киллера и отобрал оружие.
— Ты что же это? — строго спросил он во сне у Женьки. — Кого пришить решил, поганец?
— Ты меня не понял, — все в том же сне ответил ему Васин и, как ни в чем не бывало, мило улыбнулся. — Это я тебе подарок принес.
— Подарок?! — вне себя заорал Маркин, и тут киллер неожиданно ударил его приемом карате прямо пяткой по ребрам…
Когда Григорий открыл глаза, сожительница сердито пихала его кулачком в спину.
— Очнись, что орешь? Время третий час, дай поспать!
На тумбочке около широченной кровати мирно горел ночник, чуть слышно тикали часы, из-за плотных штор не пробивалось ни лучика света. Да и какой свет ночью?
— Пойду покурю, — накинув халат, хрипло сказал Маркин. — Спи, я тихо.
Он взял сигареты и вышел на кухню. Хотел глотнуть чего-нибудь спиртного, но вместо этого выпил холодной воды и закурил, глубоко затягиваясь и выпуская дым широкими струями из ноздрей — сон вывел из равновесия, лишил покоя и навеял множество мрачных мыслей. Тем более, паразит Женька уже вторые сутки не объявлялся, хотя обещался выходить на связь ежедневно, а где он, пока не удалось узнать. Может, отвалил, зараза, за границу, где у него наверняка есть деньги. Сейчас каждый, кто их имел, старался всеми правдами и неправдами спрятать кровные накопления за рубежом, не доверяя правительству в стране воров, криминальным банкам и вообще никому. В лучшем случае деньги держали в чулке, причем обратив их в доллары.
Если сбежал, это полбеды, — там можно выковырять старого приятеля, — но вот ежели он попался ментам или того хуже, работничкам из другой конторы? Вдруг они успели развязать ему язык?! Как тогда?
О подобном повороте событий даже думать не хотелось, но Колчак был суровым реалистом и прекрасно помнил старую восточную мудрость: ладошкой солнце не закроешь! Поэтому он вчера срочно встретился с Алексеем Прохоровичем Киселевым и попросил того, естественно, не даром, — навести все возможные справки о Васине и на всякий случай снабдив мента фотографией киллера: кто знает, вдруг Женька уже труп?
Примяв в пепельнице сигарету, Григорий приоткрыл занавеску и поглядел за окно. В слабом свете фонарей мокро блестела проезжая часть улицы и лужи словно подернуло легкой рябью — моросил холодный, нудный осенний дождь. Экая, однако, мерзость на улице, примерно такая же, как на душе. Уж лег бы, что ли, скорее снег.
Ступая на цыпочках, Колчак прошел в спальню и поглядел — спит ли любовница? Убедившись, что да, он вернулся в коридор, открыл дверцы стенного шкафа, где хранились необходимые для мелких работ по дому инструменты, и достал стамеску. Вернулся на кухню, положил ее на стол и закурил новую сигарету: нечего сейчас дурманить мозги спиртным, табак лучше поможет все взвесить и понять — прав ли он?
Докурив, Григорий отодвинул диванчик-уголок, опустился на колени и, ловко орудуя стамеской, снял часть плинтуса. Потом вскрыл устроенный под ним тайник, вынув из него тугие пачки долларов и пузырек из-под валокордина, наполовину заполненный камушками. Хотелось, конечно, чтобы склянка была полна под горлышко, но не стоило жадничать, хватит и половины.
Поставив на место плинтус, Маркин привел все в прежний вид и перешел в гостиную: там оборудован еще один тайник за книжным шкафом. В нем он хранил маленький вальтер с двумя запасными обоймами и все те же проклятые доллары, без которых, как выяснилось, теперь нигде прожить нельзя.
В прихожей он достал из шкафа-купе небольшую черную спортивную сумку с широким ремнем через плечо и сложил в нее все хранившееся в тайниках. Туда же сунул пару плиток шоколада и плоскую фляжку с коньяком. Пригодится, а будущее покажет, прав он или нет. Не хотелось себе признаться, но к этому в немалой мере подтолкнул дурной сон, в котором Васин хотел его зарезать кривым восточным кинжалом.
Колчак сунул руку в карман висевшего на вешалке пиджака и нащупал связку ключей в мягком кожаном кисете — там всегда при нем хранились ключи от снятой на чужое имя квартиры. Пусть она маленькая, однокомнатная и скудно обставленная, зато расположена на другом конце города и, кроме него, ни одна собака о ней не знала. Он никогда не ездил туда на машине и старался не встречаться с соседями. Зато сделал запасы продуктов на непредвиденный случай, — теперь полно всяческого добра длительного хранения, — и соорудил в ней тайник.
На кухне Григорий выпил воды, потом убрал сумку в шкаф, чтобы она не бросалась в глаза, и лег, привалившись под теплый бок подруги.
Жалко ее. Она конечно, как все бабы, непроходимая дура, но привыкла с ним к определенному комфорту и деньгам, а как ей лихо придется без него! Но не возьмешь же ее с собой? Это было бы совершенно непростительной глупостью. Тогда лучше самому пойти и сдаться, чистосердечно рассказать о своих делах и взамен получить отмерянный срок, лет эдак, в двадцать, если не высшую меру. Ну нет!
Утром он встал с трудом, вяло позавтракал и, вопреки обыкновению, выпил две чашки черного кофе, желая хоть как-то взбодриться. Любовница сама ползала словно сонная муха и потому не задавала лишних вопросов и вообще не затевала обычных разговоров, чему он только радовался.
Чмокнув ее на прощанье в щеку, Григорий взял сумку, спустился вниз, сел в машину и поехал в офис. Там все было как обычно и ежедневная рутинная текучка немного успокоила. В половине двенадцатого затрещал аппарат прямого номера, и он сам снял трубку.
— Привет, — раздался в наушнике глуховатый голос Алексея Прохоровича.
