– Все понятно, – торопливо вставил Андреас. – У тебя гораздо больше мужества, чем когда-либо было у меня, Али, – тихо добавил он. – Я восхищаюсь тобой.
– Лучше позаботься о нашей дочери, Андреас, – сказала она сурово, – это все, о чем я прошу. Если с ней что-то случится по твоей вине, если я узнаю, что из-за тебя она рисковала, я…
– Али, – перебил он ее, – ты же решила дать мне шанс. Если я сейчас все испорчу, другого уже не будет. Никогда.
51
Бобби была принята в среднюю школу Спенса с середины осенне-зимнего семестра через день после того, как она впервые посетила автошколу Дика Морана. Она знала, что придется носить школьную форму, но ее больше интересовало остальное время суток и другие занятия. Для этой цели она купила две пары джинсов и выварила их в отбеливателе, чтобы они сидели как влитые и выглядели ношеными. После этого она углубилась в изучение «горячей двадцатки». Ей предстояло внедриться в закрытый кружок одноклассниц, проучившихся вместе в течение последних пяти лет: это и само по себе было непросто, не могла же она проявить невежество в столь важном вопросе, как знакомство с американской рок-музыкой! Успеваемость ее не беспокоила: школа в Трувиле отличалась высокими стандартами и дала ей хорошую подготовку, а главное, после получения лицензии КСАА Бобби не собиралась оставаться ни у Спенса, ни в какой-либо другой школе!
Александра была больна от волнения и страха. Ни ее бывшему мужу, ни ее упрямой дочери невозможно было полностью доверять: они были не способны рассуждать здраво и принимать взвешенные решения. Она не сомневалась, что Андреас был с ней честен и верил в то, что обещал, но, поскольку он сам так и не смог до конца примириться с потерей возможности участвовать в гонках, а Бобби, если бы у нее ничего не вышло, вполне могла бы пожелать вернуться назад в Онфлер, скорее всего он просто совершенно искренне обманывал себя и Бобби, сам о том не подозревая.
Ей нужен свой человек, решила Александра, еще одна пара глаз и ушей поближе к месту событий. У нее был один-единственный реальный кандидат для этого задания, единственный человек, которому она могла доверять; по крайней мере она знала, что сможет ему довериться, как только он узнает правду. Весь вопрос в том, как ее сказать, эту правду?
Ровно в полдень они встретились в вестибюле парижского отеля «Ритц» в День благодарения. Александре показалось, что он выглядит несколько моложе, чем положено человеку за пятьдесят, но у Дэна Стоуна вообще было одно из тех лиц, на которых годы сказываются благотворно. Ни обвислых щек, ни мешков под глазами, ни двойного подбородка. Седеющие, но на зависть густые волосы, а главное – стройная фигура, что само по себе можно было считать чудом при его профессии.
Даниэль, в свою очередь, счел, что Александра стала еще красивее, чем раньше, хотя это казалось невозможным. Одним из самых ярких воспоминаний его жизни стала ее изящная фигура в нелепом летнем платьице, храбро ковыляющая прочь от его машины к воротам «Золотого голубя» в Сент-Поле. И вот теперь, увидев ее снова после долгих лет, он решил, что она так и светится здоровьем. Ее волосы были такими же густыми и темными, как раньше, а необыкновенные глаза, хоть и омраченные тревогой, оживленно искрились. Ему пришлось проглотить ком в горле, прежде чем он сумел заговорить.
– Ты замечательно выглядишь, Али.
Он поцеловал ее в щеку.
– Ты и сам выглядишь неплохо, – улыбнулась она и ответила на поцелуй по-французски: в обе щеки.
Она сознавала, что отвечает всем стандартам элегантности, принятым в «Ритце»: коричневато-желтая замшевая шляпа, костюм и туфли в тон, но это не добавляло ей уверенности в себе, она остро ощущала необходимость глотнуть спиртного, чтобы набраться пьяной смелости, что в принципе было ей несвойственно.
– Жизнь не так уж плоха, – заметил Даниэль. – Она сложилась не так, как мне бы хотелось, это точно, но могло быть и гораздо хуже. – Он кивнул в сторону бара. – Выпьем что-нибудь там или прямо за столом?
– За столом, если ты не против.
Она улыбнулась и взяла его под руку.
– Итак, – Даниэль отхлебнул мартини и пристально посмотрел на нее, – теперь, когда мы сделали заказ, что будет дальше? Восполним пробелы как старые знакомые? Или ты предпочитаешь сразу сказать мне, что тебя тревожит?
– Я тебе очень благодарна за приезд, Дэн, – тихо ответила Александра.
– Я же тебе говорил много лет назад, что буду на месте в любой момент, стоит тебе только свистнуть. – Он улыбнулся. – Я понимаю, сейчас тебе явно не с руки ехать в Нью-Йорк.
– Это правда, но я все-таки очень тебе благодарна. – Она сделала огромный глоток мартини, словно запивала лекарство, и наконец решилась. – Именно в этом и состоит моя проблема.
Выслушав все, Даниэль закрыл глаза и замер.
Александра затаила дух.
– Дэн? – нерешительно спросила она после долгого молчания. – С тобой все в порядке?
Его глаза все еще были закрыты, но губы задвигались.
– Со мной все в порядке, не беспокойся.
Молчание затянулось. Поверхность суповых тарелок тонкого фарфора, поставленных перед ними, курилась легкими облачками пара, а потом подернулась тонкой пленкой. Суп-пюре из фазана безнадежно остывал.
Наконец Даниэль открыл глаза и хрипло заговорил:
– Я был бы лжецом, если бы сказал, что такая мысль не приходила мне в голову, когда она родилась, но… – он беспомощно посмотрел на нее, – я эту мысль отбросил. Шансы были ничтожно малы. – Мучительно болезненная улыбка искривила его губы. – К тому же думать иначе казалось мне еще более черным предательством по отношению к Андреасу, чем то, что я уже совершил.
– Я понимаю, – кивнула она.
– Что говорят тебе твои инстинкты, Али? – спросил он. – Ведь для тебя незнание должно было стать сущей пыткой. Неужели не было никакого признака, никакого намека… – Он замолчал, не в силах продолжать.
– Хотела бы я дать тебе прямой ответ, Дэн, но не могу, – искренне призналась Александра. – В тот день, когда она родилась, я от всего сердца поблагодарила бога за то, что Он дал ей мои волосы и мои глаза. В тот день я решила раз и навсегда, что Андреас ее отец – ее единственный отец – и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы забыть о том, что было между нами. – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Мне жаль, Дэн, мне очень, очень жаль. Должно быть, это звучит страшно жестоко. Могу только сказать, что решение далось мне с большим трудом.
Даниэль медленно потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
– Я понимаю. Ничего другого ты сделать не могла, ты должна была вести себя только так. Не только ради него, но и ради дочери.
– И ради себя самой. Поверь, мною в значительной степени двигал эгоизм. Больше всего на свете я хотела, чтобы у меня была Бобби, но в то же время я хотела сохранить Андреаса.
