Но они не стали этого делать. О нет. Верджил взял одного из детей на руки и сел с ним в красное кресло, жена взяла другого и села в соседнее — прямо среди бушующего огня. Крыльцо полыхало жарким, ярким пламенем; мы оба с ужасом и изумлением смотрели, как всех четверых лизали огненные языки. Но их пламенеющие фигуры оставались в своих креслах в полном спокойствии, словно наслаждаясь приятным деньком на пляже. Я видел, как Верджил кивнул. Я видел улыбку Эви за мгновение до того, как вспыхнуло ее лицо. Дети превратились в клубки пламени — радостные огненные клубки, весело подпрыгивающие на родительских коленях.
И тогда я кое-что сообразил. Такое, о чем лучше глубоко не задумываться.
Я понял: они изначально были созданы из огня. И теперь возвращаются в свое привычное состояние.
Искры, поднимались высоко в чернее, небо, плыли там и сверкали, словно звезды — огненные миры. Четыре фигуры начали терять очертания. Не было ни криков, ни стонов. Наоборот, мне показалось, что я слышу смех Верджила. Так мог смеяться только самый счастливый человек на свете.
Или нечто, представшее в человеческом облике.
По всей Аккардо-стрит в домах начали вспыхивать окна. Пожар разгорелся вовсю, и красный дом уже почти превратился в руины. Я видел, как искры, в которые превратились фигуры Сайксов, взвились в небо, высоко в небо — и затем медленно поплыли вместе над Грейстоун-Бэй. Но погасли они или полетели дальше — я не знаю. Послышались сирены пожарных машин. Я посмотрел на отца. Посмотрел долгим, внимательным взглядом, потому что хотел запомнить его лицо. Он выглядел таким маленьким. Таким маленьким.
А потом я повернулся и пошел по Аккардо-стрит — прочь от горящего дома. Отец пытался схватить меня за руку, но я освободился с такой легкостью, словно отмахнулся от тени. Я дошел до конца Аккардо и не останавливаясь пошел дальше.
Я люблю мать и отца. После того как нанятый мною катер доставил меня в небольшой порт милях в тридцати от Грейстоун-Бэй, я позвонил им. Они были в порядке. Красный дом сгорел, но пожарные, разумеется, никаких тел не обнаружили. Единственное, что от них осталось, — красный помятый фургон. Наверное, его отволокли на автомобильную свалку, и слепой старик, который живет там, обзавелся новым спальным местом.
У отца были кое-какие неприятности, но он отговорился временным помутнением сознания. Любой на Аккардо-стрит знал, что Бык «немного того», что он здорово психовал последнее время и много пил. Мистер Линдквист, как я узнал позже, был весьма озадачен всей этой историей — впрочем, как и все остальные, но щитовые дома дешевые, поэтому он решил строить напротив моих предков белый кирпичный дом. Мистер Линдквист все равно собирался постепенно избавиться от всех щитовых домишек и вместо них построить для заводских рабочих более основательные. Так что это событие просто подтолкнуло его. Родители, разумеется, просили меня вернуться. Обещали мне все, что угодно. Говорили, что могу в любой момент пойти учиться в колледж. Ну и так далее.
Но голоса их звучали неубедительно. Я слышал ужас в этих голосах, и мне их очень жалко, потому что они поняли — стены их клетки выкрашены серым цветом. О, когда-нибудь я вернусь в Грейстоун-Бэй — но не сейчас. Не раньше, чем пойму, кто я есть и что я есть. Сейчас я Боб Дикен.
Так я до сих пор и не могу разобраться. Было ли это запланировано? Или произошло по чистой случайности? Случайно ли эти создания, любящие огонь, приобщили меня к своей жизни, или преднамеренно? Знаете, говорят, дьявол мечтает об огне. Но кем бы ни были эти Сайксы, они вырвали меня из клетки. Они — не Зло. Как говорил Верджил Сайкс, огонь и создает, и разрушает.
Они не погибли. О нет. Они просто… в каком-то другом месте. Может, мне еще доведется встретиться с ними. Все может быть.
Я могу не стать красным домом. Я могу стать синим, или зеленым, или какого-нибудь такого цвета, которого даже еще не знаю. Но я знаю — я не серый дом. Это я знаю наверняка.
Вот и вся история.
Что-то происходит
Глава 1
Джонни Джеймс сидел на крыльце своего дома, спасаясь от декабрьской жары бокалом чистого бензина, когда появился Вестник. Разумеется, к Вестникам уже привыкли; в те дни они стали таким же обычным явлением, как голубые луны. И этот ничем особым не выделялся: такой же тощий, кожа да кости, глаза безумные, длинная черная пропыленная борода с застрявшими крошками мусора. Одежда — грязные брюки цвета хаки и выгоревшая зеленая рубаха от «Изода». На ногах — сандалии из автомобильных покрышек. Можно было даже еще разглядеть фирменную эмблему — «Мишелин». Джонни отхлебнул очередной глоток неэтилированного бензина от «Экссона» и подумал, что внешний вид этого Вестника напоминает юппи-версию кающегося грешника.
— Готовьтесь к концу! Готовьтесь предстать перед Всевышним! — Громкий глубокий голос Вестника эхом раскатился в тишине городка, притулившегося у бескрайних кукурузных полей штата Небраска. Он пролетел по Грант-стрит с ее памятником отцам-основателям города, по Кингc-лейн с ее домами в викторианском стиле, которые, впрочем, давно уже пожрало веселое пламя, над пустой спортивной площадкой у безмолвной школы Блоха[10], через парк Брэдбери, где на замерших каруселях скалили зубы облезлые детские лошадки, по Кунц-стрит, когда-то оживленной деловой улице, долетел до стадиона Эллисона, где уже ни одна бита никогда не ударит ни по одному мячу… Вопль Вестника облетел весь город и достиг всех ушей, которые еще могли его слышать.
— Нет спасения нечестивцам! Готовьтесь к концу! Готовьтесь! Готовьтесь!
Джонни услышал, как хлопнула сетчатая дверь. Сосед из белого дома напротив вышел на крыльцо и принялся заряжать ружье.
— Эй! Гордон! — окликнул его Джонни. — Ты что делаешь?
Гордон Мэйфилд молча продолжал вставлять в магазин патроны. Воздух дрожал от нестерпимой жары.
— Хочу пострелять по мишеням! — хрипло выкрикнул в ответ Гордон, крупный, плотный, бритоголовый мужчина в синих джинсах. Грудь и плечи блестели от пота. Руки заметно тряслись. — Не хочешь подкинуть мне какую-нибудь мишень для тренировки? — продолжил он, загоняя последний патрон в обойму и щелкая предохранителем.
Джонни хлебнул бензину и откинулся в кресле.
— Готовьтесь! Готовьтесь! — продолжал завывать Вестник, приближаясь. Теперь он был уже неподалеку от Гордона, напротив пустого дома Кармайклов, которые все бросили и примкнули к толпе, направлявшейся за одним бродячим проповедником в Калифорнию.
— Готовьтесь! — воздел к небу костлявые руки Вестник. Рубаха под мышками почернела от пота. — О вы, грешники, готовьтесь…
Голос пресекся. Вестник опустил голову и бросил взгляд на свои сандалии от «Мишелина», которые быстро погружались в дорогу.
Вестник издал короткий испуганный писк. Он оказался не готов. Лодыжки утонули в сером бетоне, внезапно засверкавшем, как ртуть. Трясина поглотила его уже по пояс. Широко разинутый рот замер, словно человек пытался тянуть бесконечное «о».
