— Где вы учили диомеданский, сир? — спросил Эндри.
— Я жил там. Пять лет на границе, к северу от Солтберри, в местечке под названием Редстоун.
— Ах да? И чем занимались?
— Наемником был.
— Но Уоллес говорил мне, что в войне за Сентерри Редстоун захватили сарголанцы. По слухам, все защитники Диомеды были перебиты.
— Ну да, однако ее похитили работорговцы, не диомеданцы.
— Думаю, диомеданский наемник, наверно, оказался бы первым на очереди претендентов отправиться в мир иной.
— Ну да, парень, но я-то из Альберина. Меня заковали в кандалы, пока сарголанцы решали, что делать. Затем они узнали, что совсем не диомеданцы похитили Сентерри. Вот твоя расческа, спасибо.
— Так вы альберинец, сир?
— О да, родился на Фордж Хилл, — ответил Эссен по-альберински. — Я был учеником кузнеца, пока один из арбалетов моего наставника не использовали во время убийства. Однажды утром пришел на работу и увидел горящий магазин и тело учителя на улице. Без головы. Она оказалась на шесте в руках парня из ополчения. Остальные разговаривали с местными жителями, и я подумал, что, вероятно, спрашивают о тех, кто еще работал в лавке «Луки лучника».
— «Луки лучника?» — спросил Эндри, расчесывая волосы. — Есть такая песня, «Покажись, лучник Борри».
— Да, знаю. Год спустя от имени императорской семьи было сделано заявление, что, вероятно, они немного поторопились, убив не только убийцу, но и его семью, закадычных дружков, портного, кузнеца и плотника. К тому времени я уже был наемником — барабанщиком в гарнизоне Лейсера. За последние тридцать лет я побывал среди рекконов Саргола, в отряде особого назначения, в морской пехоте Диомеды и даже в числе хранителей виноградных садов в местечке Гладенфалле. Когда император обнаружил, что почти весь гарнизон Редстоун вырезан, он решил образовать его вновь из тех, кто остался в живых. Его Императорская Гвардия Сопровождения Путешествий три или четыре раза в тот год попадала в засаду, поэтому, по мысли императора, было бы неплохо взять реккона-разведчика. Теперь ты знаешь все.
— Сейчас вы — маршал рекконов. Хорошая карьера для выходца из народа.
— Да, но я никогда не буду дворянином, парень.
— Вы бы хотели быть им, сир?
— А разве кто-нибудь был бы против?
— Я думал об этом. Быть дворянином — очень лестно, но вспомните о поведении Гвардии Сопровождения Путешествий. За исключением капитанов и маршала, разве кто-нибудь из них говорил с вами? В смысле, не просто «Ну как денек-то, а?». Никто и ни разу, клянусь. Мы все равно что собаки-гончие, с которыми можно иногда побеседовать. Я слышал, как они общаются между собой. Они повышают голос, когда поблизости простые люди, желая произвести на нас впечатление. Но в их разговорах, сир, столько ерунды! Сколько золотых крон в год приходится тратить на содержание престарелых отцов. Кто из знати приглашал их на утренний чай или кофе и сколько раз. Какова стоимость доспехов, какой мастер ковал лезвия их топоров и сколько стеклянных окон в их фамильном особняке.
— Да, но, знаешь, это не так компания, которую я ищу.
— Они скучны, сир. Живут для того, чтобы произвести впечатление друг на друга. Они одержимы желанием жить напоказ, и поэтому забывают о самой сущности жизни.
Эссен засмеялся, но покачал головой:
— Следовательно, твоя работа по совершенствованию своих манер закончена, да?
— Не совсем, сир. Я узнал, что значит быть благородным, и это другое. Многие парни являются благородными по-своему. Вы и другие рекконы именно такие.
— Не знаю, не знаю, Эндри.
— Поверьте мне на слово, сир.
Эндри расчесал свои волосы и завязал их сзади к тому времени, как они приблизились к первой таверне в списке Эссена.
— Первая таверна находится около магической академии, — сказал маршал. — Мы можем исполнить пару песен вместе со студентами, произнести несколько умных слов в хорошей компании и скромно выпить эля. Студентам нравится обсуждать то, о чем они только что читали. Мне часто доставалась выпивка бесплатно — просто за рассказы о моих путешествиях и битвах.
— Это, должно быть, Академия Эфирных Наук для Благородных города Логьяр, — произнес Эндри, когда они с Эссеном остановились у ворот с горгульей, украшавшей высокую стену. Ворота были закрыты, но к стене оказалась прислонена лестница.
— Лестница прикреплена к стене, — заметил Эндри.
— Ага, студенты не хотят, чтобы какой-нибудь крестьянин украл ее, — заявил Эссен, обходя ее.
— Зачем запирать студентов внутри, пусть и оставляя лестницу?
— Чтобы они учились.
На узкой соседней улочке они обнаружили таверну под названием «Кружка Вдохновения». Из нее доносились звуки музыки, и, войдя, Эндри и Эссен попробовали эля, который им понравился, но из еды оказались лишь соленые сосиски и холодные фруктовые пироги. Следующий час прошел в приятной обстановке: они играли на волынке и ребеке, пока студенты танцевали с местными девушками. Эндри и Эссен сделали небольшой перерыв и решили что-нибудь выпить, как вдруг в общем гаме Эндри услышал до боли знакомый серьезный голос.
— Братья, друзья, вы можете спросить, кто я такая, но вам лучше спросить — кто наше правительство? Новый регент и ее будущий супруг! Запомните эти слова, братья, она пришла к власти вовсе не честным путем.
— Это девушка-студентка из Кловессера, да?
— Ага, Риеллен, и она говорит о перевороте, — ответил Эндри. — Да, и еще раздает листовки. Вы же не собираетесь ее арестовать, сир?
— Нет. Кто бросается на бродячую нищенку, призывающую к перевороту?
— Ну я могу назвать двух людей, которые на это способны. Посмотрите на дверь.
— Ополчение, — прошептал Эссен. — А на улице их, наверно, еще больше: уже сейчас двое у двери и по одному у каждого окна. Как обычно при аресте.
— И, сир?
— И что, Эндри?
— Что делать-то, сир?
— По закону мы должны помочь с арестом, знаешь ли.
— Так каковы ваши приказы, сир?
Эссен в задумчивости потеребил подбородок, смотря на Эндри. Казалось, он ждет от него какой-то подсказки.
— Ты когда-нибудь нарушал закон ради забавы, а?
— Ну да, сир.
— Сейчас сделаешь это?
— Да, сир. Разрешите озвучить дерзкий план, сир?
— Пожалуйста.
— Добраться до Риеллен, заткнуть ей рот и вывести ее. Ополчение беру на себя.
— Встреча через пятнадцать минут в «Дудочке и Кувшинчике». Или сразу, как освободишься, — ответил Эссен. — Дай-ка свой ребек, нельзя, чтобы его сломали.
Эндри подошел к одному из воинов, поднял кружку и заговорил по-сарголански с сильным альберинским акцентом:
