Зулмира тоже не сомневалась, что все это проделки дьявола. Накануне она промолчала, не желая огорчать и без того расстроенного Пеланки, но едва кончилась игра в «Паласе», кто-то невидимый дотронулся до ее груди, а потом — о, ужас! — ущипнул за бедро.
Она подняла халат: на бронзовой коже красовался багровый синяк — последнее и решающее доказательство козней нечистого.
— Assidente![41]— воскликнул калабриец.
15
Итак, за минувшие годы Гуляка ничуть не изменился.
— Ночью я приду, чтобы вытащить тебя из постели. Жди…
Будто дона Флор была распутной девкой и могла отдаться другому, пока муж спит сном праведника.
Дона Флор смотрит в его честное, благородное лицо, слушает его спокойное дыхание, и ее охватывает нежность: нет на свете мужчины лучше Теодоро. И пора ей раз и навсегда покончить с колебаниями, недостойными порядочной женщины.
Лучше подождать Гуляку в гостиной, так надежнее: если Гуляке и удастся обнять ее, все же это случится не в той комнате, где спит муж. Не в силах совладать со своей грешной плотью, дона Флор все же опасалась, что не сможет устоять. Ее воля слабела, едва появлялся Гуляка, голова кружилась, она чувствовала себя в полной власти соблазнителя. Дона Флор уже не была хозяйкой своего тела, которым все больше завладевал Гуляка.
Правда, она еще не отдалась ему, но, возможно, лишь потому, что в последние дни Гуляка почти не показывался; его снова захватили игра и легкомысленные развлечения. Так было и в тот вечер. Твердо пообещав прийти, он не сдержал своего слова и остался в казино. А может быть, и в веселом заведении. Дона Флор ходит по гостиной, открывает окно, выглядывает на улицу и считает минуты.
Все его клятвы и пылкие признания — ложь! Дона Флор ждет его, а он забыл о ней ради игры. Но может быть, он еще придет после закрытия казино?
Однако казино уже закрыли — дона Флор хорошо знает, до какого часа оно открыто, уже не первый год она поджидает Гуляку. Где он бродит, почему опаздывает, почему забыл о своем обещании? Почему злоупотребляет ее терпением, почему не приходит, если обещал, а она его ждет вопреки здравому смыслу, забыв о чести, женском достоинстве, о своем супружеском счастье и любимом муже? Почему она хочет только одного — увидеть Гуляку? Почему он сумел внушить ей это желание?
Утром на занятиях дона Флор так нервничала и была так рассеяна, что едва не уронила рисовый пудинг. До нее донесся взволнованный голос Зулмиры Симоэнс Фагуидес:
— Это какое-то колдовство, девочки, я с ума схожу от страха… Помните, как-то на днях мне показалось, будто кто-то коснулся моей груди? Так вот, эта история продолжается…
Девушки бросились на нее с вопросами:
— Неужели? Не может быть! Расскажи…
— Вчера вечером я была в «Паласе»…
— Да ты каждый день бываешь там!..
— Это входит в мои обязанности.
— Хотела бы я иметь такие обязанности…
— Рассказывай, Зулмира…
— Так вот, вчера вечером я со своим хозяином была в «Паласе», и там произошло нечто невероятное: шарик рулетки все время останавливался на семнадцати…
Дона Флор затаила дыхание.
— Вдруг я почувствовала, как кто-то снова коснулся моей груди, а потом, — она понизила голос, — ущипнул меня за бедро…
— Невидимка? Что за фантазия! — усомнилась сеньора, которая давно высохла и поэтому мало верила в чудеса.
— Не верите? Пожалуйста, могу показать.
Зулмира задрала юбку, обнажив бедро, способное внушить зависть даже самым пышным дамам: на коже явственно виднелся уже немного побледневший след от пальцев Гуляки. Дона Флор молча вышла из комнаты.
Настроение у нее было испорчено, и все же она продолжала его ждать. Гуляка не пришел, не явился он и на следующую ночь. Обманщик и лицемер! Дона Флор ждет его, а он преспокойно торчит в казино и щиплет Зулмиру. Притворщик, вероломный и бездушный циник. Муки доны Флор кончились, осталась только грусть.
16
Тщеславие и высокомерие были чужды профессору Максимо Салесу, свои успехи он скромно объяснял поговоркой: «С мошенником может справиться только еще больший мошенник». Как человек образованный, он был подлинным гуманистом.
Хватит с него этих разговоров о потустороннем мире, злых чарах и колдовстве. Достаточно было проделать над рулеткой небольшую операцию, и колдовство рассеялось: теперь жульничество стало очевидным, оставалось только раскрыть главаря шайки и расправиться с ним. Ни о чем не подозревавшей крупье Лоуренсо Ман-де-Вака не переставал удивляться, накануне выпадало только 17, сегодня же это число ни разу не выиграло.
Лицо Пеланки Моуласа просветлело. Сверхъестественные силы не отступили бы перед трюком Салеса, значит, они здесь ни при чем. Максимо сорвал с этой истории покров таинственности, и теперь уж могущественный Пеланки доберется до виновников, заставит их с лихвой заплатить за наглое мошенничество и особенно за тот малодушный страх, который все это время грыз его душу. Сидя между Зулмирой и Домингосом Пропалато, Пеланки снова улыбался игрокам своей обворожительной улыбкой.
Тем временем Мирандон спал в прекрасном розовом будуаре Карлы. Накануне, когда Пеланки Моулас, уже почти не владевший собой, приказал прекратить игру, крупье Лоуренсо Ман-де-Вака и Домингос Пропалато вздохнули с облегчением, так же как и Мирандон, растерянно сидевший перед горой фишек, принесенных выигрышем, в котором было что-то устрашающее.
Пока выигрывало 17, Мирандон испытывал смешанное чувство ликования и в то же время ужаса: в этом необыкновенном везении было что-то нечистое. Все ему казалось подозрительным и странным: и голос Гуляки, неотступно преследовавший его с самого утра, и беседа у доны Флор, в которой покойный друг тоже принимал участие, и фишки, которые упали на 17, хотя он бросил их на 3 и 32. Среди вечера Мирандон еще раз из любопытства решил поставить на свои любимые числа, однако фишки снова упали на 17. Так кто же он — игрок или игрушка в руках судьбы?
Выйдя из «Паласа», новоиспеченный миллионер с тревожным сердцем направился к гостеприимному дому Карлы — самому подходящему месту для тех, кто хочет отпраздновать выдающееся событие или избавиться от душевных мук. Он доверил свой капитал толстой и честной итальянке, велев, разумеется, истратить на праздник сколько потребуется. Мирандон боялся, опьянев, лишиться денег, вокруг него, словно пчелы вокруг меда, уже вились женщины и угодливые дружки. А он собирался закатить грандиозную попойку, чтобы утопить в вине все свои недоумения.
Пир длился до утра, а наиболее выносливые из гостей — литераторы Робато Фильо и Аурео Контрейрас (как всегда, с цветком в петлице) и журналист Жоан Батиста — остались завтракать вкуснейшей фейжоадой, к которой подали кашасу и молодое вино. Только позавтракав, Мирандон наконец свалился, и девушки унесли его неподвижное тело на носилках. Затем Мирандона раздели, опустили в теплую ванну, надушили и уложили на кровать с пышным матрацем, в будуаре, обитом розовым атласом и предназначенном для самых почетных клиентов.
