Стив поднял на ноги всю полицию города, но мальчишки, словно никогда и не было. Рой не жил. Он перестал в то мгновение, когда взглянул парню в лицо. Взглянул и не узнал. Он почернел, не ел, не спал. Он даже не мог пить. Время остановилось для него. Его шкала исчезла, как полуденная тень под ногами. Шли минуты, часы, дни, а он оставался в том миге, когда Энди посмотрел на него с экрана монитора. Тебе не хватало страдания, Рой, чтобы закончить выставку? Вот оно! Так, как ты хотел! Ты дал ему судьбу, а он принял ее! Не спорил, потому что считал, что грех того стоил. И крылья не спасли. Как ты и думал! И падал он жестко, ломая свою жизнь, а за ней и твою!
Стив приехал в семь. Рой даже не повернулся в его сторону. Отношений между ними не было, и лишь эти чудовищные обстоятельства заставляли существовать совместно. Не соприкасаясь.
— С днем рождения, Рой, — бросил Шон монотонно.
Рой вздрогнул. Он забыл. Он ни разу даже не вспомнил об этом. Тридцать семь. Сегодня день его рождения.
— Пожелай себе что-нибудь сам, ибо мне нечего добавить.
Стив обошел стол и швырнул Маккене коробочку. Пенал, обтянутый черной замшей, на крышке которого золотом вытеснены три буквы. Р. Г. М. Рой Гейл Маккена.
— Что это?
— Он хотел подарить тебе сам. Просил меня спрятать, чтобы ты не нашел случайно. Думаю, он был бы рад, зная, что ты получил это в срок.
Рой почувствовал, как окаменели его руки. Он просто не мог себя заставить прикоснуться к подарку. Там внутри, приколотая изящной булавкой лежала цепочка с кулоном. На прямоугольном полупрозрачном камне в обрамлении золотой рамки располагалась крохотная фигурка. В кресле, запрокинув голову и прикрыв глаза рукой, полулежит обнаженный мужчина. Камень светился, словно внутри него живут маленькие лампочки с желтоватым свечением. Картина. Там. Наверху. В студии. Он сам. Через продолговатое колечко пропущена изящная цепочка, замысловатого ручного плетения…
— Внутри кольца есть надпись, — сказал Стив, выждав время. — Там написано: «Я люблю тебя, Рой».
Неожиданно на улице раздались выстрелы. Рой обернулся. За окном, у него на газоне забили фонтаны фейерверков. Веселые, шумные, они взлетали вверх разноцветными праздничными искрами. Маккена вскочил, даже не заметив, как опрокинул стул. Он не ожидал. Он не мог поверить. Энди…
— Чуть не забыл, — спохватился Стив. — Минуту. Праздник так праздник!
Он сбежал по лестнице в подвал, вернувшись с пакетом.
— Здесь должны были быть шары. Здесь. И здесь. И здесь. А еще растяжка. Здесь. Шарики в гостиной, на лестнице и в студии. Везде. Смотри, как их много.
Шон ходил по гостиной, разбрасывая везде ненадутые шарики. Он что-то говорил, но Рой не слышал. Он смотрел на подвеску, и каждый хлопок фейерверка выбивал из него кусочек души.
— А еще должны были появиться мальчики в стрингах со стразами, но здесь не прибрано. Было как-то неудобно, и я их отменил. Ты спрашивал, что он купил на десять тысяч? Он купил тебе праздник, Рой. И еще, — Стив сделал паузу, — там наверху моя камера. Танец для тебя. Сможешь после этого жить - живи! А еще вот это.
Он бросил на стол бусы, а после развернулся и быстро покинул дом. Хлопнула дверь, и все стихло. Разорванная нить связана узлом. Из него нелепо торчат концы. Их по-другому и не соединить. Уцелевшие бусины. Из них уже ушло тепло человеческого тела. Маккена вдруг вспомнил все, словно что-то щелкнуло, открывая темные потайные комнаты его души. Слова Ольги, старухи, Стива наложились друг на друга и поверх них вдруг: «Моя жизнь, видно, подорожала, раз ей можно оплатить две столь бесценные вещи». Выходит, Энди оплатил. Аппаратура и Стив. Рой взял с него плату. Он вспомнил, как бил мальчишку. Ногой, рукой, этот хруст стула о ребра, вспомнил, как вытолкнул… Просто взял и вышвырнул из дома. Грубо. Разорвал тонкую нить с камнями жизни, словно нить самой жизни, и они рассыпались по полу ему под ноги.
Жизнь Роя обвалилась. Все, что у него было, лежало теперь грудой обломков. Аппаратура, Энди, Стив, он сам. Маккена включил камеру. Мальчишка смеется, переговаривается с Шоном, шутит. «Во всяком случае, — такой знакомый голос, — если со мной что-то случится, ты хотя бы увидишь то, чего лишишься. Я еще не профи, но, Рой, сделай скидку. Стив и так выжал из меня все, что мог и не мог. Я говорю это сейчас, потому что знаю, когда-нибудь, глядя на все это, мы посмеемся вдвоем над моей неуклюжестью. Обещаю не обижаться». Маккена почувствовал, как в груди задребезжало что-то холодное. Прошло волнами. Опустилось и отдалось дрожью в коленях.
Пилон. Поблескивает стальным оскалом. Энди босиком, в рубашке и джинсах. Первые мгновения музыки. Первые движения. Парню явно тяжело. Все дается с трудом. Рой видит, как дрожат в напряжении губы, как сбивается дыхание и натягиваются жилы на шее. Тяжело, но он старается. Стриптиз — жесткая грань эротики, тормозящая на пределе возбуждения. Надо выполнить трюки так, чтобы это было красиво и чувственно. Тело изменилось, подтянулось. Идеальная смесь щенячества и взрослости. Слышно, как Стив что-то подсказывает, шлифует. Энди послушен. Повторяет движения, учитывая ошибку. Дает секундный отдых, не переставая двигаться. Уже и рубашка расстегнута, оставляя пространство для полета фантазии зрителя. Красиво. Копирует Стива. Рой видит в его движениях руку учителя, видит вложенную в мальчишку душу. Стринги. Странно. Разве у Энди были такие? «Ша, — вдруг говорит парень, кокетливо улыбаясь. — На этом точка. Больше не могу, хоть убей. Все, что дальше — при встрече. Всем спасибо. Все свободны».
Маккена отложил камеру. Поднял софит. Этот уцелел. Какой из шестов вращается? Подошел, попробовал. Холодная, безразличная сталь. Такая же безжизненная сталь в груди. Он не чувствует ничего, кроме замерзшего твердого комка. Там, где раньше было сердце. Оно еще сокращается. Мертвое. Капли крови на обоях. Тоже мертвые. И вокруг тишина. Оглушающе мертвая.
Студия. Призрачный мир сквозь пары дурмана. Все вдруг стало просто предметами. Безликими. Бездушными. Словно тело в морге. Рой вдруг отчетливо понял это. Уже остывшее, но еще прекрасное. Немые обездвиженные мышцы. Некогда их движения создавали неповторимость. Маккена стоял посреди этого мертвого тела, и все уже не имело смысла. Он сам убил этот мир, сам отнял у него душу, сам проклял себя. Боже мой. Там в шкафу вещи, и полотенец в ванной еще два, и зубные щетки… Две. В духовке лазанья. Испортилась уже, потому что никто так и не прикоснулся к ней. Он сам лишил смысла все это. А свобода? Да провались она, потому что не нужна! И на ее постаменте осиротевшее одиночество…
Энди стоит спиной. Чуть расставив ноги и запрокинув голову, потом медленно поворачивает ее, смотрит через плечо. Улыбается. Теплый, темно-карий взгляд. Знакомый до боли. Но почему-то далеко. Очень далеко. Рой стремится, но не достать. Никак. Крыло, и Маккена чувствует, как оно касается лица. Скользит по щеке. Легко. Самым краешком пера, а после раскрывается. Медленно. Широко. А вот и второе. Они смыкаются, закрывая лицо. На секунду, а после начинают двигаться, вбирая силу. С днем рождения, Рой! Это шелестит ветер, потому что Энди нет… С днем рождения, Рой! Шепчут капли дождя…
Маккена вскочил. Он отчетливо помнит прикосновение… Энди! Нет! Три пятнадцать ночи. Зеленые числа на циферблате словно замерли. Время остановилось. Секунда длиною в вечность. Три шестнадцать… Через силу… Три семнадцать… Преодолевая ржавчину… восемнадцать… девятнадцать… монотонно, как прямая на осциллографе. С днем рождения, Рой!
• * Эпилог.
TO BE CONTINUED.
Уважаемые Читатели! Ни для кого не секрет, что любой автор пишет именно для вас и, конечно же, ждет от вас отклика. Любому автору интересно знать ваше мнение, чтобы понять, удалось ли его произведение. Если вы читаете эти строки, я могу быть уверена, что вы добрались до них длинным путем от первой до последней главы. Хотя произведение для вас еще не окончено, думаю, вы уже составили о нем мнение. Рейтинг этого романа очень низкий, что весьма прискорбно для меня, и я определяю
