Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
А вот в Колывань к Марии Владимировне отправлять никого не стал. Причина все та же — соблюдение секретности. Узнав, что рати Сапеги и Ходкевича разделились, у меня появилась некая дерзкая идея, не дожидаясь подхода Годунова, самому разобраться с обоими. Людей маловато? Не спорю. Но если действовать неожиданно и ночью, то… Словом, пусть королева немного понервничает, не страшно. Шведы лезть на Колывань не собираются, предпочитая решить дела миром, а польские рати — вот они. Посему промолчим.
Зомме и стрелецким головам предстояло выбрать стоянку для лагеря. Разумеется, где-нибудь в лесной глухомани и не очень далеко от Оденпе и Юрьева. В идеале где-то посредине между ними, но на русской территории, куда Ходкевич соваться не станет.
Но больше всего задач пришлось на долю Вяхи Засада. Его спецназовцам надлежало выяснить, держится ли еще Оденпе с его деревянными стенами, сколько там осаждающих, и по возможности пробраться в город, передав им еще одну мою грамотку, схожую текстом с посланием Засецкому. Ну а коль Оденпе обложен плохо, то надлежит взять у Жеребцова две-три стрелецкие сотни и незаметно провести их в город.
Другой части спецназа следовало сосчитать количество воинов у самого Ходкевича и узнать, где пушки гетмана. Если еще в пути — отбить, но коль сопровождающих окажется слишком много, несколько сотен, лучше не дергаться — соблюдение тайны нашего появления в этих местах дороже. Да и людей, посланных Сапегой и гетманом по ближайшим деревням в зажитье, то бишь за продовольствием, тоже не трогать — никто не должен знать, что мы здесь, у них под боком.
Более того, решив максимально успокоить гетмана, я поручил пятерке тайных спецназовцев немедленно отправиться на поиски людей Ратмана Дурова. Надлежало известить стрелецкого голову, чтобы он прекратил наскоки на воинство Ходкевича. Ну и передать, чтобы он либо приехал сам, либо прислал в наш лагерь пару сотников посмышленее для согласования всех дальнейших действий.
Прикинув, что волхв Световид со своими людьми навряд ли успел переселиться на новые земли, еще зимой выбранные для проживания, я все-таки решил послать туда пару десятков гвардейцев. Мало ли, вон как все вокруг зазеленело, да и тепло по-летнему, вполне могли перебраться из своего болота. От волхва мысль плавно перетекла к нашему недавнему проводнику эстонцу Хеллику, чья деревня располагалась рядом с землями Световида. Эстонца я поручил немедленно доставить в лагерь. Лучше, чем этот парень, навряд ли кто сможет подсказать, откуда незаметнее всего подобраться к Сапеге и Ходкевичу. Или к обоим разом, но я надеялся, что они не успеют соединиться.
Разумеется, Зомме, едва встав лагерем, должен незамедлительно послать гонцов во Псков, чтобы я знал, где мне разыскивать свои полки. Услыхав о Пскове, Христиер Мартынович недоуменно уставился на меня.
— Князь отправляется туда? — спросил он. — А как же…
— Ненадолго, — ответил я. — От силы на пару дней. Сам посуди — подкрепление-то нам нужно, верно? А где его взять? Туда же, насколько мне известно, еще покойный государь посылал воевод для сбора ратников. Сколько набрали — не знаю, но нам и тысяча ой как пригодится. Кроме того, есть у меня одна задумка, а чтоб ее воплотить в жизнь, опять-таки без Пскова не обойтись.
Можно было бы отправиться по реке Великой, сама бы доставила, но я торопился, да и коней девать некуда, и пришлось отправляться со своими двумя сотнями гвардейцев посуху. Ближе к вечеру показались могучие башни Пскова, а в сумерках я уже сидел у воеводы в Довмонтовом городе,[64]в старом Застенье.
И тут меня ждала первая неожиданность, причем не совсем приятная. Оказывается, правил в городе мой давний, но недобрый знакомый, боярин Шереметев. Двое сыновей погибли у него. Один, Борис, от рук моих гвардейцев, а второго, Ивана, притом его первенца, положил я сам. И Петр Никитич это знал. Не всех же атакующих мы тогда положили на волжском берегу, и уцелевшие, хорошо видевшие происходящее, позже донесли боярину в Москве, как происходило дело. И как Иван кинулся на меня с саблей, и как я его полоснул ножом по бедру, вспоров артерию. Да, был честный бой, но попробуй втолковать это отцу погибшего.
Прочитав грамоту, он кисло сморщился, но деваться некуда. Сказано-то яснее некуда, да и сама печать дорогого стоила — красная государева. Пока он ее разглядывал, лицо его, злющее-презлющее, еще сильнее исказилось от досады. Ну да, близок локоток, сам в гости пожаловал, а поди укуси.
Но помогать он мне не собирался. Вообще. Мои слова о союзном долге он пропустил мимо ушей, упершись на своем. Дескать, Юрьеву ничем не поможешь, а случись что, с него, как с воеводы, спросят именно за Псков, который я своими распоряжениями собираюсь оголить.
Признаться, в тот момент я пожалел, что оставил при себе всего два десятка ратников, отправив остальных кого куда, но по большей части на пристань (перекрыть отъезд купцов, особенно иноземных, по Псковскому озеру), да еще на дороги, ведущие на запад.
Второй воевода, который товарищ, то бишь заместитель, дьяк Посольского приказа Иван Грамотин, оказался той еще шестеркой, во всем поддакивая и угождая первому. Впрочем, иначе ему и нельзя, ибо они здесь на пару крутили-вертели свои делишки. Но о делишках я узнал лишь на следующий день, когда пошел прошвырнуться по кабакам в целях осуществления своей задумки. Ну да, водка мне была нужна, и в весьма большом количестве. Покупал я целыми бочками, и, думаю, многие пьяницы к вечеру взвыли, услышав от кружальщиков о неслыханном: кончилось зелено винцо.
Уже к обеду о моем приезде во Псков знали практически все жители, да и о широких полномочиях тоже, а ближе к вечерне на мое подворье прибыла целая делегация, представлявшая так называемых меньших людей. За старшего Самсон Тихвинец, а с ним Федька Умойся Грязью, Овсейка Ржов, Илюшка-говядарь и Ерема-сыромятник. Список жалоб на Шереметева подали они мне как полагается, в письменной форме. Оказывается, составили они его давно и собирались отправляться с ним в Москву, ну а коль прибыл представитель Опекунского совета, совсем хорошо, никуда ехать не надо.
Перечень неблаговидных дел воевод начинался с крупных (захватили себе в поместья лучшие дворцовые села) и заканчивался мелкими — заставляли мастеровых людей даром работать на себя и взимали поборы как с богатых, так и с бедных поселян. Сами делегаты тоже не молчали, выложив изустно такое же, если не побольше, количество воеводских прегрешений. Хватало в этом перечне нареканий и на Грамотина. На мой взгляд, будь обвинений даже вполовину меньше, все равно по боярину вместе с дьяком давно плакала плаха. И не просто плакала, но рыдала, обливаясь горючими слезами. Разумеется, вместе с топором палача.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
