детей Тенгеля и Силье. Красивее самой Силье, хотя и очень похожей на нее. Шарлотта была права: как жена и золовка она была просто мечтой. Она легко сходилась с людьми, могла быть незаметной, если это требовалось, обладала большими способностями в самых различных областях.
Впрочем, до ее способностей Лаурентсу Берениусу не было дела.
Лив жила словно в каком-то дурмане. Она слышала разговоры, но сама не говорила. «Все будет хорошо, — думала она. — Лаурентс такой милый, такой заботливый. Я буду на редкость счастлива с ним, а Даг женится на фрекен Тролле, и все будут так радоваться. Да, я в самом деле буду счастлива».
Шарлотта сама взялась за приготовления к свадьбе. Силье хотелось, чтобы свадьба происходила в Линде-аллее — у нее, так сказать, было на это право.
Шарлотта устроила роскошный кортеж в церковь и обратно, привезла целые подводы с едой, настаивая, что в последний день свадьбы будет большой обед в замке Гростенсхольм. Да, с этим пришлось согласиться, хотя большая часть церемонии происходила в Линде-аллее.
— Мы должны произвести впечатление на семью Берениусов, — настаивала Шарлотта, пытаясь убедить Тенгеля и Силье. — Юноша не должен думать, что женился на девушке более низкого происхождения. Ведь это не так на самом деле! Ничто не может быть слишком хорошо для лучшей подруги детства Дага!
Лив была необычайно красива в деревенском подвенечном платье. Ее волосы с годами потемнели и теперь отливали бронзой. Глаза ее были такого ярко сине-зеленого цвета, светились такой доверчивостью, что мало кто осмеливался заглянуть в них. Лаурентс же был настолько влюблен, что весь светился.
Она застенчиво и радостно улыбалась ему, пытаясь унять сердцебиение. Она ощущала страх, неуверенность и пустоту в груди. «Но все ведь выходят замуж», — думала она.
Лаурентс был очень элегантен: высокого роста, с коротко остриженными, гладкими, темно-русыми волосами, серо-голубыми глазами, красивым прямым носом. Она обещала самой себе, что сделает его счастливым.
Единственной неприятностью при бракосочетании было отсутствие Дага и Суль. А Лив так хотелось поговорить с ними в последние недели перед свадьбой! Услышать их мнение о Лаурентсе. Суль видела его раньше, но воздерживалась от оценок. Когда Лаурентс приходил к ним в гости, она всегда бывала чем-то занята, так что Лив не знала, что думает о нем Суль.
Она всегда делилась своими сомнениями с Дагом, но теперь он был так далеко! Да и вряд ли он станет теперь, когда у него на уме фрекен Тролле, вникать в переживания Лив. Сестра не так интересна, как возлюбленная. Отсутствие брата и сестры делало Лив неуверенной в себе.
Они ехали верхом из церкви во двор, где происходила свадьба. Дорога была запружена деревенским и дворовым людом, для которых устроили угощенье на гумне, после чего они могли принять участие в дворовых гуляньях. Аре вместе с девушками украсил гумно, получилось просто роскошно.
Как и полагалось, свадебный поезд несся с огромной скоростью. Коня невесты подгоняли выстрелами из ружья и громкими криками, чтобы ей удалось уйти от троллей и злых духов, желающих завладеть ею в этот последний день ее девственности. Но Лив была хорошей наездницей и удачно добралась домой.
Во дворе ей поднесли большую чашу с пивом, которое она должна была выпить на глазах у всех присутствующих. После этого ей полагалось бросить чашу на крышу дома. Если чаша оставалась на крыше, брак обещал быть удачным. Но чаша выскользнула из рук Лив и, долетев только до края крыши, а потом упала вниз.
Никто не придал этому значения, но Лив растерялась. Она так хотела сделать счастливой жизнь Лаурентса.
Но вскоре все забыли об этой неудаче. Свадьба была великолепной и продолжалась три дня — о ней потом долго говорили.
Впервые Лив поняла, насколько они разные, когда они остались вдвоем в его большом доме в Осло. Детство, прошедшее возле Тенгеля и Силье, осталось позади, теперь она могла приезжать на Линде-аллее и в Гростенсхольм только в качестве гостьи.
Эта мысль вызывала у нее чувство глубокой тоски, которую она с трудом пыталась скрыть. Но она утешала себя тем, что все невесты так себя чувствуют.
Впрочем, они не были совершенно одни в этом большом доме. Мать Лаурентса тоже жила там.
Она была и на свадьбе, но за все время не произнесла ни слова. Казалось, что она сидит и ищет предлог для критики, и не найдя ничего, молчит. Впрочем, Лив слышала, как она бормотала одно слово: мотовство! Но Лив была уверена, что если бы свадьба не была столь пышной, та сетовала бы на скупость и нищету.
Лаурентс не прикасался к ней во время свадьбы, дожидаясь, пока они не останутся с ней наедине.
— Знаю я этих лицемеров, которые как бы по ошибке вламываются в спальню новобрачных, — сказал он. — Никто не посмеет осквернить нашу первую брачную ночь, Лив.
Он лежал и смотрел на нее в мерцающем свете свечи, нежно гладя ее, осторожно целовал — так осторожно, что они заснули в совершенной непорочности.
Но теперь они приехали в дом, где ей предстояло стать хозяйкой. Лив аккуратно сложила свадебное платье или, вернее, «наряд замужней женщины», который она надела на следующее после венчания утро. Теперь ей надлежало всегда покрывать голову косынкой в знак того, что она замужняя женщина. Она мысленно улыбалась. Силье никогда не носила косынки, и Тенгель поддерживал ее в этом. Она вынесла множество поношений, но оба супруга оказались такими сильными, что людская болтовня для них ничего не значила.
В спальне было темно, лишь в углу мерцала свеча. Так удивительно было остаться здесь наедине с Лаурентсом. Ее вдруг охватил страх. Ей показалось, что она совсем не знает его. Но она гнала прочь такие мысли. Ведь он очень нравился ей. Изящно одетый, зрелый мужчина, Лаурентс стоял и снимал с себя в полутьме широкую безрукавку.
Она должна была дать ему всю любовь, на которую была способна.
— У мужчин тоже есть потребность в любви, — предупредила ее мать. — Они должны чувствовать, что любимы. Отдай ему все свое сердце, дитя мое! В этом, я думаю, тайна моего счастья с Тенгелем. Мы с ним совершенно открыты друг перед другом, мы знаем, как много мы друг для друга значим.
Да, Лаурентс получит всю ее любовь, думала Лив.
Дома в Линде-аллее Тенгель и Силье лежали, глядя в темноту.
— Это была великолепная свадьба, — произнесла Силье со счастливой улыбкой. — Я выжата, как лимон.
— В самом деле, ты потрудилась, — сказал Тенгель. — Ты все это время была на ногах. К тому
