фольги Господь терялся, становился маленьким и вроде как второстепенным. Главное – гусь, шампанское и фейерверк, а обо всем остальном можно забыть, оно никуда не денется.
«Тихий Ангел Рождества в стае снегирей улетел в Россию, – подумал Филипп. – Там сейчас холодно и снежно, как в белой сказке. Аглая стелет постель и заплетает на ночь косы, а за окном воет ветер».
Хотя они с Аглаей переписывались лишь дружескими СМС, она жила в его душе постоянно, как часть его самого, и Филипп очень удивился бы, обнаружив, что в какую-то секунду она исчезла из мыслей. Теперь он не сомневался, что это была любовь, та самая, настоящая, единственная и глубокая, без которой человек чувствует себя неполноценным.
Он шел по набережной Монтебелло, сплошь заставленной палатками продавцов, торгующих всякой всячиной. На залитых электричеством улицах было светло как днем. Погода стояла хмурая и серенькая. Подняв воротник пальто, Филипп остановился около палатки со связками деревянных игрушек и стал смотреть, как в руках мастера пляшет носатый Полишинель.
– Купите меня своим детям, месье. Я буду рассказывать им сказки на ночь, – пропищал кукловод, когда деревянные руки Полишинеля потянулись к Филиппу.
– У меня нет детей, дружок. И жены тоже нет.
– Нет жены? О, ужас! – кукловод ослабил нити, и игрушка рухнула к ногам Филиппа, но тут же подняла голову в треугольной шляпе. – Тем более надо меня купить. Я живо сосватаю вам невесту! Подарите меня своей девушке, и она немедленно даст согласие, – ладошка Полишинеля указала на кукольника: – Папаша Лео никогда не обманывает.
Филипп перехватил улыбку пожилой дамы, покупавшей лошадку на колесиках. Она с лукавинкой сказала:
– Вам следует прислушаться к совету Полишинеля. Когда-то в молодости я купила здесь куклу-марионетку в подарок своему однокласснику, и теперь у нас трое детей и пять внуков.
– Всего двадцать евро, месье. Не большая сумма, чтобы испытать судьбу, верно? – В ожидании ответа продавец упаковал куклу в яркий пакет с нарисованной елочкой. – Рискните, месье, а Полишинель вам поможет.
Санкт-Петербург, 2014 год
Изогнутый контур кокошника из твердого картона с трудом поддавался ножницам. Десять штук уже вырезано, осталось еще десять. Потом заготовки надо будет проклеить голубым атласом и украсить тесьмой и бусами. Тесьма прекрасно держится на синтетическом клее, а с бусинами придется поторопиться, пока картон еще влажный, иначе потом кокошник станет твердым наподобие фанеры.
Сделав перерыв, Аглая подула на палец со следами вмятины от кольца ножниц и посмотрела в окно. В черном проеме окна порхали белые хлопья. Зима пришла. Скоро новогодние утренники, дети в детском саду разучивают стихи и танцы, музыкальный руководитель мечется в поисках Деда Мороза, родительские комитеты в изнурительных битвах согласуют комплекты подарков. Обычная, счастливая предпраздничная суета, в которой ей нет места.
Хотя почему нет? Вот кокошники надо сделать, а потом украсить мишурой шапочку Снегурочки.
Аглая работала в Детском развивающем центре, где тоже кипела работа по подготовке к Новому году, но группа из нескольких детей, приходящая два раза в неделю, не могла сравниться с веселым бурлением детсадовской жизни. Она отчаянно скучала по своей группе, но после случая с Анжелой психологически не могла работать в детском саду, потому что бесконечно пересчитывала детей, и если вдруг не могла сразу обнаружить какого-то ребенка, то холодела до обморока.
Аглая устроилась в садик, вернувшись из Франции, и через месяц уволилась, перейдя работать в развивающий центр. Мамы приводили детей только «на развивалки», а сами сидились в коридоре и ревниво прислушивались к каждому шороху за закрытой дверью.
Чтобы лучше видеть, как летит снег, Аглая выключила свет и прижалась лбом к стеклу. Белый вихрь красиво кружил в воздухе и мягко обволакивал ветви деревьев седой, пышной паутиной. Здесь морозно, а во Франции сейчас тепло и сыро. Аглая никогда не забывала посмотреть в компьютере парижскую погоду – так она была ближе к небольшому домику в предместье, где около крыльца качается старая вишня. В Европе скоро Рождество, и улица, где живет Филипп, наверняка опутана россыпью золотых огней. В их свете окружающие дома кажутся волшебным царством, а звон колокольчиков приглашает войти в сказку, где взрослые становятся детьми и начинают верить в чудо.
Филипп говорил, что его семья отмечает православное Рождество. Интересно, какая у них елка?
Стоило вспомнить о Филиппе, как мысли о нем больше не отпускали, кружа голову отзвуками прошедшего лета. Аглая то представляла Филиппа сидящим в кресле с котом на коленях, то он стоял рядом с ней на старом акведуке, то нес лестницу, чтобы она спустилась со старой вишни. Впрочем, о позорном случае с вишней Аглая предпочла бы забыть. Мечтая о Филиппе, Аглая с острой нежностью вспоминала каждую мелочь, связанную с ним, каждый его взгляд и каждое прикосновение. Даже пережаренную яичницу, сделанную руками Филиппа, она готова была есть с утра до ночи, без перерывов на сон.
После расставания они с Филиппом общались только СМС-сообщениями, чтобы знать, что друг с другом все в порядке, и лишь недавно Филипп прислал первое электронное письмо с фотографией ремонта в мансарде и короткой строчкой: «Помни, тебя здесь всегда ждут».
Вот и вся любовь…
Аглая оторвалась от окна и пошла ставить чайник. До утра надо успеть сделать партию кокошников, потому что завтра в развивающем центре генеральная репетиция утренника, а там еще немного – Новый год и Рождество.
Лос-Анджелес, 2014 год
Тесса сидела в своем любимом кресле с пуховой подушкой и смотрела, как в пенных бурунах океана тонет солнечный диск, похожий на раскаленное золото. Волны рождались у самого горизонта маленькими петушиными гребешками, которые внезапно выныривали из глубины вод. Словно играя, гребешки то соединялись, то отталкивались друг от друга, превращаясь в крутые белые завитки. Но по мере приближения к берегу океан начинал бунтовать, волноваться, шуметь и уже у самых скал с размаху рассыпался мириадами брызг.
Обзор с веранды открывался потрясающий. Сразу после свадьбы Тесса лично выбрала этот особняк на берегу океана, который продавала голливудская дива с обвислыми щеками и непомерно раздутыми губами – следствием силиконовой истерии.
Когда она в первый раз легко взбежала по пологим мраморным ступеням, сердце колотилось как сумасшедшее. А теперь все обрыдло.
С тех пор как сюда зачастил Гомер, вид океана перестал навевать спокойствие.
Взболтав бокал с шерри, Тесса осушила его одним глотком и прислушалась к тяжелым шагам за спиной. Она думала, что сумеет привыкнуть, приспособиться, но в ожидании прикосновений руки Гомера тело становилось каменным, и сколько Тесса
