поплатишься после.
Я смотрю на него без эмоций. Лишь ощущаю, как равнодушие заползает в душу. «А что будет после? И будет ли оно?»
Он отпускает меня, поняв, что я не в состоянии воспринимать его угрозы. Вторая попытка удачнее. Я выпускаю клыки в его запястье и… наслаждения нет. Я пью теплую жидкость с соленым привкусом. Она противна, но я глотаю, надеясь, что это поможет нам с малышом. После очередного глотка, чувствую, что уже не могу сдерживать рвотные позывы. Отрываюсь от Дока и со всех ног бегу в уборную. Меня выворачивает наизнанку. Я закашливаюсь, перемазываясь его кровью и слезами. «За что мне это?» Дрожу, понимая, что после случившегося Док навряд ли будет таким же сдержанным. Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с его отражением. Он стоит бледный словно полотно. Глаза смотрят с недоумением, а вот тело напряжено, будто он сейчас бросится на меня. Я жду, что он ударит меня, но он лишь выходит из ванной, не сказав ни слова.
Привожу себя в порядок. Трясущимися руками смываю с себя кровь. Кажется, что я вся перепачкана ею. Пакет с донорской кровью падает на столешницу.
— Попробуй это, — отстраненно произносит Док и удаляется.
Я смотрю на холодную жидкость, вспоминая ее отвратительный вкус. У меня нет сейчас выбора. Делаю осторожный глоток. Лучше, чем кровь Адама. Пью понемногу, прислушиваясь к реакции организма. Вроде бы все нормально. Когда пакет пустеет, становится немного лучше. Тешу себя надеждой, что не все так уж плохо. И образ Маркуса снова возникает передо мной. Как же я хочу сейчас оказаться в его объятьях. Как же мне хочется сказать ему кое-что важное.
***
Нам сегодня семь месяцев. Теперь каждый толчок малыша отдается во всем теле волной боли. Никакие вакцины и пакеты с кровью уже не помогают. Я теряю вес, на теле чернеют синяки. Без крови Маркуса малыш забирает все нужное ему питание от меня, а я не успеваю восстанавливаться.
Очередной дозы крови хватает, чтобы сходить в туалет и принять быстрый душ. Ноги слабеют и уже не держат меня. Большую часть суток провожу в постели, но упорно продолжаю работать над проектом.
Сон не приносит облегчения. Как только я закрываю глаза, то снова вижу Маркуса. Сердце сжимается от тоски и боли. Просыпаюсь, уже чувствуя соленый привкус слез на губах. Потом еще долго лежу, прислушиваясь к звукам вокруг. Надежда, что с приходом темноты мои мучения закончатся, не покидает меня.
***
Я нахожусь у Адама уже месяц. Теперь мне трудно даже пошевелиться. Я прекрасно понимаю, что конец для меня только один. И сопротивляюсь костлявой лишь ради ребенка. Чем дольше я продержусь, тем больше шанс, что он выживет. Хотя… если он останется у Дока, то и это сомнительный факт.
Глаза не держатся открытыми. Теперь я постоянно погружена в темноту сна. Маркуса нигде нет, и я как никогда чувствую себя одинокой. «Почему? Почему он не заберет меня?» Я не верю, что он мог меня бросить. В минуты, когда сознание возвращает в реальность, ищу ответы на эти вопросы.
— Здравствуй, Маркус, — слышу я голос Дока. Не верю своим ушам. Неужели Маркус… здесь?! Слова Дока вселяют в меня надежду. Приподнимаю голову и вижу, что он всего лишь разговаривает по телефону. «Зачем?»
— Я тоже рад тебя слышать…, — с ухмылкой произносит Адам. — Получил видео? Понравилось? … А что ты можешь кроме угроз?
Я не улавливаю сути разговора. Хочу лишь сама услышать хоть на секунду голос короля…
— Я звоню по делу, — жестко и громко произносит Док. — Ей нужна твоя кровь. Срочно. Надеюсь, моей сестренке не составит труда набрать немного? … Не стоит так злиться. Прибереги нервы для другого случая. Кстати, рад, что ты оклемался. Не ожидал, что так скоро, но вовремя…Хватит! Жду тебя завтра днем в заповеднике на восточной границе. И знай, если я не вернусь, ее ждет мучительная смерть. Так что в твоих же интересах поторопиться.
Больше Док не произносит ни слова. Но я услышала достаточно. Маркус был ранен. Вот чем объясняется его бездействие… да и как бы он смог меня забрать? Док, почуяв неладное, скорее всего сразу бы лишил меня жизни … или вколол бы мне какую-нибудь гадость, которая убила бы моего малыша. А сейчас Маркус даже не знает, где я нахожусь. Связь очень слабая… или я уже не воспринимаю ее.
— Потерпи, детка, — шепчет Док, нависая надо мной. Мне же чудится, что надо мной застыла сама смерть. — Скоро тебе станет лучше.
Он уходит, но возвращается довольно быстро. Если он уедет и не вернется, то действительно, меня ничего кроме смерти не ждет.
Боль пронзает все тело, когда Адам берет меня на руки. Я лишь могу всхлипнуть, мучаясь от бессилия.
— Я позабочусь о тебе, — приговаривает Док, пока несет меня куда-то. — Скоро все закончится. Скоро.
Его слова леденят мне душу. Паника душит, когда Док кладет меня на заднее сиденье машины и накрывает пледом, словно саваном. «Неужели он решил от меня избавиться?» Чувствую, как в вену вонзается игла. «Вот и конец».
***
Как долго мы ехали, я не знаю. Открываю глаза, снова оказываясь в темноте салона. Та же эта ночь или уже другая… кажется, что мне безразлично. Малыш не толкается внутри меня. И это страшнее всего. «Маленький мой, прошу, не оставляй меня».
Через какое-то время машина останавливается. Док глушит двигатель и замирает. Я наблюдаю за ним. Вижу, как он сидит, не шелохнувшись, и смотрит прямо перед собой. «О чем он думает? Зачем взял меня с собой? Боится, что умру?»
— Скоро все закончится, — в очередной раз тихо проговаривает Док. «Мне жаль… Нас. Что хорошего принесли эти годы вражды?»
— Я должна была умереть еще в детстве, — не могу сдержаться я.
— Нет, — задумчиво отвечает он, удивляя меня. И добавляет леденящим душу шепотом. — Ты вообще не должна была рождаться.
Мы молчим. Два искалеченных существа. И мне, несмотря на все произошедшее в прошлом, становится жаль Адама. Его путь закончился, так и не начавшись. Он выбрал не ту дорожку. Месть, обиды, гнев и злость никогда не приведут к счастью.
Адам поворачивается ко мне, заглядывает в глаза. «Что он хочет этим сказать?» Отворачивается, так и не произнеся ни слова, выходит из машины. Я понимаю, что он удаляется, потому что его шаги постепенно стихают.
Мое тело сотрясает дрожь. Слезы застилают глаза. Я брошена в неизвестном мне месте. Обессиленная. Жалкая. Слабая. И мой малыш больше не шевелится. Я плачу, каждым всхлипом
